но опасности никакой не было. На меня не мчались со всех сторон автомобили. Автомобили здесь, конечно, были, но все они стояли.

ГЛАВА 17

Я еще не понимал, что произошло. Сначала я испугался, увидев, что стою в самом центре скоростной автострады. Я сразу же догадался, что это такое, по широкой бетонной полосе, разделенной надвое травяным газоном, и тянущемуся по обе стороны от нее массивному стальному ограждению. Потом испытал нечто вроде шока, заметив неподвижные автомашины. Одна такая машина, стоящая на обочине с поднятым капотом, не удивила бы меня — это было довольно обычным зрелищем, но увидеть в таком положении около дюжины машин было совсем другое. Вокруг ни души, одни машины, некоторые из них с поднятым капотом. Казалось, у всех у них одновременно заглох мотор и они стали прямо на шоссе. Насколько я мог видеть, вереница неподвижно стоящих машин тянулась по всей автостраде.

И тут до меня дошло — я понял то, что должен был сообразить сразу же, как только здесь очутился.

Я снова был на Земле! Я покинул этот странный мир Черта и Дон-Кихота!

Если бы я не был так расстроен видом этих замерших автомобилей, я испытал бы, думаю, настоящее счастье. Но эта неподвижная вереница машин тревожила меня, мешала в полной мере радоваться своему возвращению.

Я подошел к ближайшему автомобилю и заглянул внутрь. На переднем сиденье валялись какие-то туристические проспекты, карта и термос, а на заднем я заметил лежащий в углу свитер. Из пепельницы торчала трубка; ключей зажигания на месте не было.

Я осмотрел еще несколько автомашин. В некоторых из них оставались какие-то вещи, как будто пассажиры вышли только на минутку.

Солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом, и воздух постепенно нагревался.

Вдали над автострадой виднелась арка перехода, казавшаяся отсюда тонким размытым штрихом. Там должен быть перекресток, где я мог бы сойти с шоссе. Я направился в ту сторону среди не нарушаемой ничем тишины. За ограждением в рощице порхали птицы, но, видно, это была какая-то молчаливая разновидность, так как привычного гомона я не слышал.

Итак, если Черт сказал правду, подумал я, то я, как и Кэти, дома. Но где она сейчас на Земле? Скорее всего дома, в Геттисберге, и в полной безопасности. Как только доберусь до телефона, пообещал я себе, позвоню туда и проверю.

По пути мне попалось несколько стоящих автомашин, но я не стал к ним подходить. Главным для меня сейчас было сойти с автострады и найти кого-нибудь, кто бы объяснил, что происходит. Вскоре мне встретился дорожный указатель. Итак, я находился на Семидесятом шоссе, ведущем на юг. Прочитав надпись, я понял, что я в Мэриленде, где-то между Фредериком и Вашингтоном. Лошадь, похоже, покрыла за ночь довольно большое расстояние — если, конечно, география того, другого, мира соответствовала земной.

На табличке с надписью «Съезд» было название городка, о котором я никогда даже не слышал. Я пошел к съезду и там, где он соединялся с узкой дорогой, увидел заправочную станцию. На ее двери висел замок, и вокруг не было ни души. Пройдя чуть дальше по дороге, я вышел на окраину городка. Везде по обочинам стояли неподвижные машины. Я зашел в первое же попавшееся мне небольшое кафе — маленькое блочное здание, окрашенное в отвратительный желтый цвет.

У буфетной стойки не было ни одного посетителя, но откуда-то из заднего помещения доносился шум передвигаемых кастрюль. Позади стойки, под титаном, горел огонь, и кругом витал сильный кофейный аромат.

Я сел на стул перед стойкой, и сразу же из заднего помещения ко мне вышла неряшливого вида женщина.

— Доброе утро, сэр, — произнесла она. — Раненько вы пожаловали.

Она достала чашку, наполнила ее кофе из титана и поставила передо мной.

— Что будете заказывать? — спросила она.

— Яичницу с ветчиной, — сказал я, — и пока вы ее жарите, я хотел бы позвонить, если у вас найдется мелочь.

— Мелочь-то у меня найдется, — ответила женщина, — но вам она ни к чему. Телефон не работает.

— Вы хотите сказать, что он сломался? Может, в другом месте, поблизости?

— Нет, я имела в виду совершенно другое. Не работают все телефоны. Они молчат уже два дня, с тех самых пор, как остановились машины.

— Я видел машины…

— Ничего не работает, — прервала меня женщина. — Не знаю, что с нами станет. Ни радио, ни телевизор. Ни машины, ни телефоны. Ума не приложу, что мы будем делать, когда кончатся припасы. Я могу купить яйца и цыплят у фермеров, но моему сыну придется сгонять туда на велосипеде. Но что я буду делать, когда у меня кончится кофе и мука, да и все остальное?! Грузовики тоже стоят, как и автомобили.

— Вы в этом уверены? Я имею в виду машины. Вы уверены, что они остановились повсеместно?

— Ни в чем я не уверена. Знаю только, что за последние два дня здесь не проехала ни одна машина.

— Но в этом-то вы уверены?

— В этом да. Ну а сейчас я пойду и приготовлю вам завтрак.

Интересно, подумал я, не было ли это все тем самым планом, о котором упомянул Черт? Но тогда, сидя на Кладбищенской Гряде, он сказал о нем как-то походя, так, что у меня сложилось впечатление, что еще ничего не решено, тогда как на самом деле план уже осуществлялся. Может быть, он был приведен в действие в тот самый момент, когда машина, в которой ехали мы с Кэти, внезапно свернула с шоссе и очутилась в призрачном мире человеческого воображения. Здесь, на Земле, машины просто остановились, тогда как нашу перебросило в другой мир, на проходящую по гребню горы проселочную дорогу. И тут я вспомнил, что и Кэти, несмотря на все ее старания, так и не удалось тогда завести мотор.

Но как это произошло? Как можно было так сразу остановить все машины?

Колдовство, сказал я себе, не иначе как колдовство. Но сама мысль о колдовстве казалась полнейшим абсурдом.

Конечно, в том мире, где я сидел сейчас, ожидая, когда мне приготовят завтрак, это было абсурдом. Но, вероятно, не в мире Черта, где колдовство было принципом таким же твердым и незыблемым, каким в нашем являются законы химии и физики. Этот принцип вновь и вновь утверждался в старинных волшебных сказках, древних мифах и легендах, да и вообще во всех фантастических историях вплоть до настоящего времени. На протяжении многих и многих лет люди верили в колдовство, и даже в наши