Возвращаясь к разговору, она сказала:

– Как-нибудь посидим у тебя на даче, ага?

– Да ты что, Валя! А жена?

– Ты что, врать не умеешь?

– Жене?! – Он помолчал. – Ну ладно, посидим.

Ширяева долго не могла понять, что мешает ей в осуществлении плана. Ей не нужно было настраивать себя на определенное настроение, мобилизовать все свое мужество и решимость – последнее время она только этим и жила. Разговор с Маргеловым был затеян не зря: она твердо решила, что главная часть операции пройдет в дачном массиве. Исходя из материалов дела, Максим нередко оставался на даче до утра – один или с друзьями.

Она долго обдумывала план действий, исключая то одно, то другое, пока, наконец, не отбросила все: и дачу, и удобный доступ к месту, и темное время суток, даже хмельное состояние клиента. И все встало на свои места. Только с противоположным знаком. Вместо ночи – день или утро, вместо дачи – квартира Максима Курлычкина, вместо подпитости – легкое похмелье. Все переворачивалось с ног на голову.

Валентина успокоилась, и за пять минут решила сложную и в то же время очень простую задачу, и теперь ей осталось только ждать.

Но теперь уже недолго...

* * *

– Петровна, – Грач полуобернулся, указывая рукой. – Идет.

Валентина впилась глазами в парня, вышедшего из подъезда.

В какой-то степени надежды Ширяевой именно на этот день выглядели призрачными. Во-первых, Максим мог остаться дома, во-вторых, за ним мог заехать кто-то из друзей, тогда путь до автостоянки, где он оставлял свой джип, парень проделает на машине, если, конечно, в этом случае вообще решит воспользоваться личным автомобилем. А расчет судьи строился на том, что небольшое расстояние до открытой парковки Максим проделает пешком.

Валентина невольно наклонилась вперед, похлопывая помощника по плечу:

– Давай, Володя... Посмелее, чтобы он не насторожился...

– Не понукай меня, Петровна, – дернул плечом Грач.

Вряд ли Максим обратил бы внимание на «восьмерку», которая показалась из-за угла, но резкий звуковой сигнал привлек его внимание. Мало того, Грачевский, беря вправо, мигнул дальним светом. Если бы он сделал наоборот – неожиданно остановился около Курлычкина-младшего, так же внезапно распахнул дверь, – Максим мог не только насторожиться, но даже испугаться. А так на лице его просто появилось любопытство.

Он был одет легко: фирменная майка с коротким рукавом, модные вельветовые джинсы, кроссовки, в руках барсетка, на поясном ремне сотовый телефон.

Он был довольно симпатичным парнем, Валентина отметила это еще во время судебного разбирательства. Отметила машинально, хотя в то время как человек, не лишенный эмоций, смотрела на него с долей презрения. Но длилось это недолго, Максим был для нее человеком, лишь на короткое время промелькнувшим перед ней, затем судебно-правовой конвейер отправил его обратно на нары.

У него были темные, слегка вьющиеся волосы, высокий лоб, нос с горбинкой, руки с тонкими пальцами выглядели холеными. И вообще в нем чувствовалась породистость – скорее потомственного, уже состоявшегося музыканта, нежели человека, чей отец с головы до ног запятнал себя кровью.

Перегнувшись, Грач толкнул дверцу машины, снизу вверх глядя на Максима. Взгляд парня скользнул по татуированным рукам, массивной золотой цепи и только потом остановился на лице Грачевского.

Помощник Ширяевой дал себя рассмотреть, может быть, дольше, чем того требовалось, и покачал головой:

– Максим, мне больше делать нечего, да? – его голос выражал недовольство, в то же время прозвучал снисходительно и с долей насмешки.

– Не понял.

– Поймешь, когда на свою тачку глянешь. У тебя «труба» не работает, что ли? Тебе со стоянки заколебались звонить.

– А что случилось? – теперь Максим, взявшись за дверцу, невольно бросил взгляд на женщину, сидевшую на заднем сиденье. Разглядеть ее не сумел:

Валентина была в темных очках, возле лица рука с зажженной сигаретой.

– Пацанята, видно, баловались, – ответил Грач, – ни одного целого стекла. Как я понял, сделали набег, забросали камнями твою машину – и снова через забор. Может, ты кого из них переехал? Садись, – без паузы продолжил Грач, – мы с женой в ту сторону, подбросим. Так не работает мобильник?

Максим пожал плечами и сел на переднее сиденье, не переставая хмурить лоб. Автоматически достав телефон и подняв его к уху, ответил:

– Вроде работает.

Валентина не могла видеть лица парня, она только мимолетно подумала о том, что сейчас мысли Максима, не получившего вразумительных объяснений, сосредоточены на его джипе. Неважно, обеспеченный он человек или нет, собственную машину жалко любому – и богатому, и бедному. К тому же она достаточно грамотно продумала начало разговора, опираясь на внешность Грачевского и его умение вступать в разговор. Хотя при определенных обстоятельствах наружность помощника могла сослужить плохую службу.

Теперь настала пора вступить в игру ей. Сумочка с электрошоковой дубинкой лежит на коленях, рука уже нащупала рукоятку, глаза смотрят на аккуратно подстриженный затылок Курлычкина... Легкое нажатие клавиши, и все пути назад будут отрезаны. Но Валентина колебалась. Вот и Грач бросил на нее короткий взгляд. Одобряет ее пассивность, рад ее слабости.

А она противна самой себе. Вот если бы она видела перед собой затылок самого Курлычкина, не колеблясь нажала бы не на клавишу дубинки, а на спусковой крючок пистолета.

«Рано радуешься, Вова!» Чувствуя полную опустошенность, Ширяева подняла дубинку и коротким разрядом отключила Максима. Тот дернул головой, словно его двинули по затылку, и завалился было набок, но Валентина, привстав с места, вернула его в нормальное положение. Придерживая парня за плечи, она скомандовала:

– Володя, рули к гаражам.

Грачевский едва заметно покачал головой, но это не ускользнуло от ее внимания.

– А ты думал, мы приехали подбросить его до автостоянки? – Валентина вдруг разозлилась на себя. Заодно и на помощника. – Плохо ты меня знаешь, Володя!

Разговаривая, она подхлестывала себя, как скаковую лошадь, и все больше злилась: голос заметно вибрировал, руки дрожали, с лица схлынула кровь.

Все это временно, говорила она себе, зная, что не ошибается. Вскоре все придет в норму, и она возьмется за дело спокойной, уравновешенной, знающей цену и себе, и Курлычкину-старшему.

Грач остановил машину. Они перетащили безвольное тело на заднее сиденье. Пока Максим не пришел в себя, Валентина вкатила ему в вену порядочную дозу реланиума.