А проснулся он совсем один — если не считать облезлой кошки, которая приткнулась погреться между ним и забором и завопила диким голосом, когда Фрэнк, повернувшись, прижал ей хвост. Голова раскалывалась, во рту набралась мерзкая горькая слюна — но он все-все помнил. Надо было во что бы то ни стало разыскать свою женщину, и через десять минут он уже знал, что ее зовут Минни, а пацаны — что малышу Фрэнку пришла пора выставлять всей компании. Да ладно, выставил бы, не пожлобился…

Но Минни, бледная, мятая и совсем некрасивая, заявила, что он сопляк, грубиян, слабак, импотент, громила и шкаф, а потому пошел бы… Она не стеснялась в выражениях и не заботилась, чтоб они хотя бы не противоречили друг другу: а зачем, если рядом торчал длинный рыжий шкет с Восьмого переулка? Слава Фрэнка-боксера тогда еще не распространилась на весь Порт-Селин. Вот рыжий как раз и донес ее до своего долбаного переулка — вместе с двумя фонарями и расквашенным носом.

Конечно, теперь Фрэнк точно знал, что он не импотент и не шкаф, а настоящий мужчина. Так говорили все: и маленькая веселая Дэзи-Клякса, и блондинка Мэг — девушка самого Рашпиля, и дочка доктора, которой было целых двадцать лет, и даже иностранка Анна-Лиза из подпольного заведения на окраине. Все они сговариваться и врать не стали бы, это ясно. А та дура в красном платье… ну ее.

Он самый что ни на есть настоящий мужчина, и Лили… она должна была…

Она так ничего и не сказала. Она только заплакала тогда — и можно было сколько угодно твердить себе, что это ничего, что девчонки вообще постоянно ревут… Лили плакала — а значит, он сделал что-то не так. Настолько не так, что, кажется, уже не поправить… Сколько ни крой себя последними словами, каких не сочинить дурочке Минни.

А потом Лили увидела СОН. И стала совсем далекой.

— Я же говорил, — раздался голос очкарика. — Они все здесь спят.

Парочка в подворотне по-новой напомнила Фрэнку тот вечер, когда они с Минни… какого черта, спрашивается?!.

Спящая девчонка прислонилась спиной к стене и держалась там непонятно каким макаром — ноги у нее подогнулись в коленях и выпирали под полуистлевшим, когда-то красным длиннющим платьем. Сверху оно было уже как следует приспущено — сиськи почти целиком наружу, бледные и пористые, как морда у того стражника. Лицо закрывали распущенные волосы, рыжие и пыльные; между прядями проглядывали острый носик и один закрытый глаз. Парень, тоже одетый чудно, по-старинному, валялся ничком на земле; рук не было видно, но они явно возились с поясом. Как если бы чувак обкурился сверх нормы и отключился прямо в процессе…

Долго смотреть на них не хотелось. Фрэнк отвернулся и зашагал дальше. Очкарик поплелся за ним.

Шагов через десять они чуть не споткнулись о спящего поперек дороги мальчишку в лохмотьях: может быть, он так и заснул в эдакой рванине, а может, тогда это была нормальная одежда…

— Как ты думаешь, давно они… того?.. — спросил Фрэнк. Очкарик вздрогнул, споткнулся и чуть не упал. Вряд ли у него до сих пор сухие штаны, злорадно подумал Фрэнк… смешно почему-то не было.

— Не знаю, — заговорил Джерри. — Судя по архитектуре… по костюмам… Они жили, то есть бодрствовали, за много столетий до ЭВС. Но столько никакая одежда не сохранилась бы, тем более под открытым небом. Металл еще туда-сюда… скорость коррозии зависит от многих факторов. Я уже не говорю про самих людей… Может быть, анабиоз?..

— Как это? — неосторожно спросил Фрэнк.

И тут же понял, что вляпался. Очкарик только того и ждал: он с удовольствием пустился в пространные объяснения, в которых словечки вроде «процессы жизнедеятельности» или «тактильная чувствительность» были еще цветочками. Но на этот раз Фрэнк решил принять бой; напряженно вслушиваясь в развесистые умствования, он в конце концов сообразил: речь всего-то о том, что этих гавриков кто-то заморозил. Как говядину в рефрижераторе.

— Гонишь, — перебил он. — В такую жару!

У стены, нелепо скособочившись, сидя спала толстая девка с высоченной башней парика на голове. Фрэнк бесстрашно подошел вплотную…

Бр-р-р!..

…и недрогнувшей рукой коснулся девкиной рыхлой щеки.

— Теплая, — снисходительно бросил он.

— Тогда не знаю, — со вздохом сознался Джерри. То-то. Сильно ученый выискался!

Настроение, изрядно подпорченное сном с Минни, жуткими спящими и невеселыми мыслями о Лили, начало потихоньку подниматься. Фрэнк чувствовал себя не только в десять раз умнее понтового очкарика, но и до чертиков отважным парнем. Подумать только — проник на засекреченный объект, за здорово живешь обставив охранников Кордона! Каланчу Джерри, если б тот пошел один, замели бы через пять шагов — если не подстрелили бы, как фонарный столб с мишенью. Однозначно.

И вот сейчас он, Фрэнк, запросто шагает, может быть, по тому самому месту, откуда пять лет назад смывался, не разбирая дороги и разбрасываясь последними мозгами, такой крутяк, как Берт Уэльси! Пацаны в Порт-Селине закачаются, когда узнают. Надо будет прихватить с собой какую-нибудь здешнюю прикольную вещицу, вроде стражницкого шлема, — на память и в доказательство. И еще на обратном пути отодрать номера с Бертова грузовика…

Он отвлекся и уже почти не обращал внимания на спящих, то и дело попадавшихся по дороге — по одному, по двое-трое, а то и немаленькими компаниями. В одном месте они лежали прямо друг на друге — этакая куча мала, — наверное, тут когда-то собралась толпа да так и заснула вповалку. Старинная одежда на ком висела клочьями, а на ком и неплохо сохранилась; кое-где даже поблескивали золотые и серебряные тряпки; хватало и всяких украшений. Похоже, народ позасыпал сразу весь, в одну секунду: иначе ловкие ребята за милую душу поснимали бы со спящих барышень все эти брошки-сережки…

Фрэнк и Джерри завернули еще за один угол — и увидели наконец парк.

Здоровенный кусок сплошной зелени. Если там, снаружи, трава была выжжена солнцем до состояния сена, здесь она поднималась полуметровой стеной — мощной, сочной, усыпанной каплями росы. Деревья — старые, буйные, разросшиеся в дикие джунгли — свешивали ветки сквозь прутья чугунной решетки. Впрочем, «решетки» — это слабовато сказано: из земли поднимались конкретные черные столбы, густо пересеченные поперечной арматурой. Что самое неприятное, вверху они оканчивались частоколом острых пик — их было втрое больше, чем столбов: по две маленькие между гигантскими основными. Сам Фрэнк, конечно, все равно сумел бы перелезть на ту сторону. Но ведь очкарик, блин, по-любому напорется тощим пузом на острие, как рыба на острогу!

— Эклектика какая-то, — пробормотал Джерри.

Фрэнк бы выразился похлеще хотя кто его знает, очкарика, с его словечками… Снова разводить его на объяснения — нет уж, пусть обломается.

Неподалеку на страже парка стоял охранник в еще более ржавых доспехах, чем у первого: все-таки тот прятался под крышей. Фрэнк не стал заглядывать под забрало — просто дал стражнику щелбана, подняв облачко рыжей пыли, и скомандовал: