– Ладно, – хмуро проговорила Мария и начала было залезать в экипаж.

Однако София схватила ее·за руку мертвой хваткой и повернула к себе лицом.

– И вот еще что, Мария, – зашептала старуха, притягивая ее к себе с неожиданной для своего возраста силой, – после полудня, когда пойдешь на исповедь, пожалуйста, помолись, обязательно помолись!

– Хорошо, синьора, – обреченно вздохнула Мария. – О чем мне помолиться?

Синьора Кастелли с крайним неудовольствием посмотрела на нее.

– Она еще называет себя итальянкой! – возмущенно фыркнула старуха. – И еще считает себя доброй католичкой!

Мария истерически захохотала.

– Пресвятая дева Мария! – воскликнула она, воздев руки к небу. – Синьора, здесь же Англия! Легче иголку в стоге сена отыскать, честное слово! Давайте мы лучше просто помолимся О. том, чтобы у них все сложилась как нужно...

Весна вновь вернулась в Англию. Кэтрин и не заметила, как апрельские желтые нарциссы уступили места раздолью майского цветения, а голые черные ветки, что всего пару недель назад с глухим стукам колотились друг о дружку под порывами холодного ветра, покрылись зеленым пухом первых весенних листочков. Утренний туман исчез уже больше двух часов назад, и Кэтрин уже чувствовала запах прогретой солнцем земли. Сегодня она выбралась на свою ежеутреннюю прогулку в Гайд-парк позже обычного.

Хотя самые завзятые великосветские кутилы все еще почивали, некоторые более закаленные обитатели Мейфэра уже фланировали по Парк-лейн, совершая традиционный утренний променад, что сильно ее расстроило. Сегодня как никогда хотелась побыть наедине со своими мыслями. Кэтрин нетерпеливо пришпорила Ориона и направила его легкой рысью в ворота, но тут же была вынуждена натянуть поводья. Несколькими ярдами впереди посреди дорожки стоял высокий хорошо одетый джентльмен в сером высоком цилиндре и с рассудительным видом разглядывал копыта нервно перебиравшего ногами коня. В правой руке джентльмен сжимал поводок, прицепленный к ошейнику серого сопящего мопса. Джентльмен имел вид вполне мирный, и лица его показалось ей очень знакомым, когда Кэтрин приблизилась и кивком поздоровалась с ним.

В ответ джентльмен галантно приподнял цилиндр.

– Доброе утро, леди Кэтрин. Вы сегодня просто неотразимы!

– Доброе утро, – ответила она и широко улыбнулась, притрагиваясь рукоятью хлыста к полям шляпы. Испытывая глубокое смущение, она не остановилась и торопливо проехала мимо. Первый раз она встретила его, когда только-только приехала в Лондон, на своем первом званом вечере, а потом им довелось перекинуться парой слов на одном из балов у Уолрейвенов. Беда в том, что она даже имени его не могла вспомнить!

Признав свою оплошность, Кэтрин окинула взглядом раскинувшиеся вокруг зеленые поляны и пологие холмы парка. Она перебралась из провинции в город, чтобы встречаться с людьми, чтобы отыскать что-то такое, что сможет ее вытащить из одуряющей безысходности провинциальной жизни. И случайный поклонник ей тогда понравился. Он ей напоминал Уилла: такой же крупный, немного высокопарный и в то же время сердечный и веселый. Весьма, весьма подходящий вдовец, не раз и не два горячо нашептывала ей Изабель. Важная персона, помощник министра, сэр Эверард... а дальше она не помнила. Кэтрин покачала головой. Мелкие подробности вылетели из головы, и она знала почему.

Максимилиан де Роуэн, похоже, наложил на нее заклятие, причем заклятие весьма странного свойства. Кэтрин так и не Могла для себя решить, то ли он ее очаровывает, то ли приводит в ярость. В раздражении она пришпорила Ориона и с удовольствием подставила лицо весеннему ветерку, который омыл прохладой ее разгоряченный лоб и ласково сдул с него несколько выбившихся прядок волос. С самого утра понимание, что в ее жизнь вступило что-то новое, ранее ею невиданное, снова и снова накатывало на сердце жаркой волной, и дело здесь вовсе не в том, что Макс де Роуэн имел мрачный и опасный вид. Для нее он был желанным. В его худощавом суровом лице она сумела разглядеть определенную схожесть с собой. Может быть, общим для них обоих стало понимание потери? Или разочарование? И все же в чувствах его она до конца так и не сумела разобраться. Господи, да она в своих-то чувствах разбиралась с превеликим трудом! Но одно она знала твердо. Хотя она всегда будет вспоминать своего мужа с неизменной нежностью, печаль действительно оставляла ее. Жизнь вокруг начала вдруг все больше и больше ее увлекать. По крайней мере, за это она благодарна Максу де Роуэну.

Вопреки суровому порицанию, которое она высказала сама себе, Кэтрин выпустила на волю весь ворох воспоминаний о прошедшей ночи. Какой же отвратительной пустопорожней болтовней занималась она за обедом, настырно выспрашивая подробности его личной жизни и порой коварно понуждая его к излишней откровенности! И все для того, чтобы вытащить его из состояния враждебности, в котором он, казалось, все время пребывал.

Если выражаться точно, то он видел ее насквозь. Она подозревала, что он из тех людей, которые способны раскусить любого. Такие люди могут добраться до правды, прикрытой чем угодно – будь то смех, ложь и даже страсть, – при помощи своей острой как бритва интуиции, что, собственно говоря, он весьма искусно и продемонстрировал на ней. За обедом Кэтрин не позволяла себе ничего, кроме легкого движения бровей, однако ее скрытые мысли стали ему известны. Выходит, женщины частенько его желали? И он насмотрелся на едва заметные знаки внимания к нему и без усилий распознавал их с первого взгляда.

Ее старший брат Кэм как-то уже предостерегал, что все ее чувства написаны у нее на лице. Ну и что? Она всегда стремилась быть откровенной, возможно, даже излишне откровенной. И Кэтрин сомневалась, что ей хочется измениться. Она скорее похожа на своего старшего брата, оставаясь чистосердечной и имеющей обо всем собственное мнение.

Так что Макс де Роуэн, может статься, и вложит свой меч в ножны. Кэтрин мысленно улыбнулась. Ей останется только с интересом наблюдать, как он будет себя вести, не зная, куда деваться от ее отважного натиска. И может быть – всего лишь может быть! – она сумеет пробиться через крепостную стену, которую он возвел вокруг своей души. В конце концов, она потомственная Ратледж; А как говаривала с нескрываемой гордостью ее сварливая старая тетушка Бельмонт, Ратледжи – самые несносные упрямцы из всех людей, когда-либо·живших на земле. Мысль принесла такое облегчение, что Кэтрин буквально запрокинула голову и от души расхохоталась. Звук собственного смеха заставил ее замереть. Всего пару недель назад ей казалось, что жизнь беспросветна. Сейчас же что-то изменилось. Причем перемены даже немного пугали ее. К собственному удивлению, они ее мало волновали, потому что теперь она знала то, что давало ей пусть небольшую, но надежду: Макс де Роуэн утратил свою невосприимчивость к ней. В приподнятом настроении Кэтрин развернула Ориона и направилась домой.

Де Роуэн неподвижно стоял у единственного, запачканного сажей окна своего кабинета и наблюдал за тем, как уличное движение суетливо течет в сторону Уайтхолла. С отсутствующим видом он в который раз взлохматил растопыренной пятерней свои и так уже донельзя всклокоченные волосы.