Из этой же серии наши главные институты: семья, церковь, нация и т. д. Можно, конечно, считать, что нация – это что-то природное, замешанное на крови и почве. Но последним знаменитым человеком, кто так считал, был едва ли не Адольф Гитлер. Нет, нация – это когда договорились, или, точнее, когда договорилось само собой.

Можно сказать, что на самом деле есть только люди и их договоренность о правилах в неких играх. В футболе, например, есть понятие офсайд, а в экономике есть понятие «Газпром». Но важно понимать, что в природе нет ни первого, ни второго.

Элементы правил – это не предметы и тем более не субъекты.

Но можно договориться считать их таковыми. Договориться можно о чем угодно. Но помнить, что это именно договор, не больше, хоть и не меньше.

Это фетишизм – считать Англию или Францию своего рода существом. В детстве мне нравились история с географией, я любил возиться с картами, выдумывать свои сценарии и миры. Война там рисовалась как в историческом атласе. Вот одно существо запустило в другое стрелочки своих войск, вот стрелочки сошлись, вот битва – и это как бы главная реальность первого плана. А что эти существа состоят из людей, не так уж и значимо: часто ли мы учитываем в своей жизни, что вообще-то состоим из молекул?

Но более реальны как раз молекулы и то, что состоит из них. А Англия и Франция – это такие конвенции. Мыслить в первую очередь ими и означает фетишизм, что простительно 10-летнему мальчику с атласом. Однако многие взрослые грезят так до сих пор. Но все большие главные существа лишь правила игр других существ, состоящих, в свою очередь, из тех неинтересных молекул.

Слово правило можно заменить и другими – состояние нейронов головного мозга. Нет, лучше не так. Важнее, что у нас там программы, а не нейроны, поэтому давайте о них. Будет что-то вроде: «Условные конструкции, включенные в блок параметров оптимизации мотивационных функций…». Может быть, чуть другая формулировка, но что-то похожее.

Как там говорят, умрем за Родину? Нет уж, давайте честно. Умрем за меточные конструкции, параметры оптимизации, мотивационные функции. Нормальному живому организму тут же расхочется за это умирать, за это и жить-то странно. Но за Родину жить и умирать считается правильным. Сейчас не все готовы (и чем лучше обстоят дела в той или иной стране, тем менее ее граждане готовы умирать за конструкции), но еще сто лет назад такая постановка вопроса считалась нормой. Парадоксально, но за некоторые вещи живут и умирают постольку, поскольку не понимают до конца, что это. И чтобы это работало на максимальную мощность, понимать до конца строго запрещается.

Почти все конструкты появились, потому что были полезны. Тот кусочек мира, где они применялись, получал преимущества. Становился более устойчивым, экспансивным, заразительным. Так или иначе, речь идет о знании и тех способах, каким оно существует в мире. Знание всегда имеет свой фенотип, конкурирующий с другими за право пронести в будущее то знание, что вызвало его к жизни. Если конструкты существуют и побеждают, то обычно поэтому.

Например, конструкты «юридического лица» или «родины» в какой-то момент давали лучшие шансы той общности, что их применяла. Со временем знание может устаревать. Вероятно, что звездный час таких конструктов, как «нация» и «государство», уже позади. Пик их силы пришелся на XIX–XX века, и сейчас роль этих программных комплексов скорее сужается.

Но, кстати, самоопределение индивида – другой вопрос. Независимо от того, ширится роль конструкта или сужается, мы можем решить за себя, что нам надо и в каком качестве. В любом случае, не стоит иметь проблем от идей, призванных (в среднем, в долгую и в главном) оптимизировать нашу жизнь. Вымышленная вещь вполне может требовать реальной крови. И здесь лучше понимать до конца, не путая элементы программ с чем-то «объективным». Знание о своем знании вряд ли может кому-либо повредить.

Иногда считается, что если долго и массово практиковать некие идеи, то можно вызвать призраки к жизни. И чуть ли не физически ощутить присутствие «фирмы», «нации», «империи». Что ж, если кто-то что-то ощущает, я не против. Я за разнообразие опыта, пока он не претендует на исключительность и агрессию. Если кому-то приятнее жить с «империей» в пределах своей головы – почему бы и нет? За пределами голов все равно нет никаких империй.

Могу поделиться немного личным. В юности я мог выпить несколько бутылок водки без особого перерыва, и тоже пару раз видел кое-что, например живого кентавра. Но вот «родина», к сожалению, так и не заходила. Я не против, что некоторые визионеры познают свои миры, по всей видимости, даже без препаратов (зачем, если ты сам себе препарат?). Но между нами все-таки есть большое различие. Я уверен, что кентавров не существует.

Одно из отличий нормального философа от нормального человека – первый видит конструкты там, где это конструкты. По крайней мере, должен видеть, это входит в компетентностный минимум (не путать с кандидатским). Могу сказать, что это похоже на гипертрезвость, раз уж мы упомянули алкоголь. Все равно что не пить на очень пьяной вечеринке. Это расширяет одни возможности, сужает другие, в целом полезно и немного грустно.

Подделка под картину мира. – Все не просто так? – Главная тайна индустрии. – Главное с краю. – Привет Нассиму Талебу. – Что вы можете предсказать? – Правила обращения с хвостом.

Людям хочется видеть мир менее случайным, чем он есть. И это уже повод задуматься, не подгоняем ли мы мир под его более симпатичную картину?

Давайте договоримся, какую именно случайность мы имеем в виду. Для гипотетического всезнающего существа – всюду полный детерминизм. Но мы не оно. Если бы Бог был, он знал бы, какой стороной упадет монетка. Монетка одна и та же, но мы не боги и мы не знаем. И надо честно сказать – если мы не знаем, сейчас вершится «случайность».

Есть разные способы избежать этого слова, но это уловки. Давайте успокоимся: в мире, где роль случайности весьма велика, жить можно. Мы же с вами как-то живем.

Посмотрите на свою жизнь. Какую роль в ней играют редкие, незапланированные события? Люди, которые нас окружают, мы их планировали? Лучшие и худшие моменты жизни – их планировали? Они как-то случились. Могли и не случиться.

От самой случайности убежать нельзя, от ее признания можно, но не нужно. Вы же замечали, как после большой беды, катастрофы, массовой гибели (которые часто случайны) люди не успокоятся, пока не найдут виновных? Даже если их нет – неважно. Мысль о том, что самолеты изредка падают, корабли тонут, здания рушатся и горят просто потому, что так случайно сложилось, кажется, непереносима для общества. Пусть лучше хоть кто-нибудь сядет за это в тюрьму, лишь бы не признавать, что невинные погибли просто так, и статистически это, в общем, нормально (как бы ужасно ни звучало).

От рака сегодня умерло в сотни раз больше, чем от той трагедии в новостях, так какого черта у нашего внимания такая пропорция? Или от несчастного случая – умирать больнее? Видимо, больнее, но не тем, кто умер, а тем, кто остался жить. Они готовы почти случайно кого-то наказать, лишь не смириться с тем, что случайность просто случается, и это не чей-то план, не умысел, не вина и даже не преступная халатность.