Пэтч невольно взглянул на ожидающих своей очереди свидетелей.

— Мне кажется, что мистер Хиггинс с самого начала не верил в то, что мы везем груз, заявленный в декларации.

— Он считал, что в трюмах взрывчатка? Что навело его на эту мысль?

— Я не знаю.

— Вы его спрашивали?

— Да, спрашивал.

— Когда?

— Сразу после того, как мы обогнули Уэссан.

— Что он сказал?

— Он отказался отвечать.

— Что именно он произнес, когда вы задали ему этот вопрос?

— Дословно?

— Да.

— Он сказал, что я могу попытаться выяснить это у Таггарта и Деллимара и что он не желает, чтобы я приставал к нему с расспросами. Оба упомянутых джентльмена на этот момент уже, разумеется, были мертвы.

— Спасибо.

Сэр Лайонел изящно поклонился и сел на свое место.

Бауэн-Лодж снова посмотрел на часы и закрыл заседание суда.

— Перерыв на два часа, джентльмены. Попрошу не опаздывать, — добавил он.

Он встал, и все встали вместе с ним, ожидая, пока он и его помощники выйдут из зала через дверь, расположенную позади судейской кафедры.

Повернувшись, чтобы уйти, я обнаружил, что позади меня сидит миссис Петри. Узнав меня, она слегка улыбнулась. Макияж не скрывал ее бледности. Ее лицо опухло, а глаза покраснели от слез. Гундерсен тоже был там. Он сидел рядом с ней, но сейчас отошел в сторону и разговаривал с Хиггинсом. Она вышла из зала одна.

— Кто эта женщина? — спросил у меня Хэл.

— Одна из директоров «Деллимар», — ответил я и рассказал ему о своем визите в офис компании. — Я склоняюсь к мысли, что она жила с Деллимаром, — добавил я.

Снаружи солнце сверкало на мокром после дождя тротуаре. Я с изумлением осознал, что по улицам ходят люди, самые обычные люди, которые спешат куда-то по своим делам и знать ничего не знают о «Мэри Дир». Пэтч в одиночестве стоял на краю тротуара. Он ждал меня и, когда я вышел, тут же подошел к нам с Хэлом.

— На два слова, Сэндс.

Он охрип от того, что ему пришлось так много говорить, а его лицо походило на выжатый лимон.

Хэл сказал, что идет в отель, в котором мы решили пообедать, и Пэтч проводил его взглядом, бренча мелочью в кармане брюк. Как только Хэл отошел достаточно далеко и уже не мог его слышать, он произнес:

— Ты сказал, что яхта будет готова не раньше конца месяца, верно?

Он произнес это обвиняющим тоном, и в его голосе звучали гнев и обида.

— Да, — кивнул я. — Мы закончили работу на неделю раньше, чем я ожидал.

— Почему ты не дал мне знать? Я приехал на верфь в прошлую среду, и мне сказали, что тебя там уже нет. Почему ты мне не сообщил? — Он больше не мог сдерживаться и взорвался. — Все, что мне было нужно, — это один день. Всего один день на «Мэри Дир». Он смотрел на меня, буквально скрежеща от злости зубами. — Разве ты не понимаешь — один взгляд на пробоину в корпусе судна, и я все узнал бы. Я смог бы сказать правду. А так… — Его взгляд был немного безумным, как у загнанного в угол зверя, который не знает, в какой стороне искать спасения. — А так я сам не знаю, какого черта я болтаю и какую яму сам себе рою. Один день! Это все, чего я хотел.

— Ты мне этого не сказал, — тоже переходя на «ты», ответил я. — Как бы то ни было, ты и сам отлично знаешь, что такие осмотры должны проводить власти. — Но я понимал, как ему хотелось обрести уверенность и узнать, что его подозрения не безосновательны. — Все утрясется, — добавил я, похлопав его по плечу.

— Надеюсь, что ты прав, — сквозь зубы процедил он. — Господи, как я надеюсь, что ты окажешься прав. — Он смотрел на меня, и его глаза горели, как раскаленные угли. — Все эти усилия… посадить ее на Минкерс… все зря. Бог ты мой! Я мог…

Он замер, и его глаза, устремленные куда-то поверх моего плеча, расширились. Обернувшись, я увидел, что прямо на нас идет Джанет Таггарт.

Когда-то я видел картину под названием «Возмездие». Я не запомнил имени художника, да это уже и не важно, потому что я понял, что картина никуда не годилась. «Возмездие» надо было писать с Джанет Таггарт. Она была бледна, как смерть, и на ее бледном застывшем лице светились огромные глаза. Она остановилась перед ним и обрушилась на него, не стесняясь в выражениях.

Я не помню, что именно она говорила, но она хлестала его словами, как плетью, оставляя глубокие раны и рубцы. Я видел, как помертвели глаза Пэтча, но он молчал, вздрагивая, как от ударов. Я оставил их и быстро пошел прочь, стараясь стереть из памяти эту сцену и спрашивая себя, осознает ли она, какую власть имеет над этим человеком, и какую боль способна ему причинить.

Перекусив на скорую руку, мы вернулись в суд. Как только пробило два, Бауэн-Лодж занял свое место на судейском стуле. В ложе для прессы уже сидело пять человек. Журналисты, как стервятники, слетались на запах сенсации.

— С вашего позволения, уважаемый председатель, — произнес, вставая со стула, Холланд, — я хотел бы продолжить опрашивать других свидетелей, с тем чтобы получить как можно более полную картину происшествия.

Бауэн-Лодж кивнул.

— Я думаю, это будет очень правильно, мистер Холланд. Но ваш первый свидетель не должен покидать зал суда. Я уверен, что адвокаты, представляющие различные заинтересованные стороны, пожелают задать ему свои вопросы.

Я ожидал, что следующим свидетелем станет Хиггинс. Вместо этого Холланд вызвал Хэролда Лоудена, и я внезапно осознал, что до сих пор не решил, что я им скажу. Хэл стоял на кафедре для свидетелей с прямой, как у истинного солдата, спиной и короткими, чеканными предложениями рассказывал о нашей встрече с «Мэри Дир» и о том, как на следующее утро мы снова наткнулись на брошенный экипажем пароход. Когда он сошел с кафедры, наступила моя очередь. Я машинально пересек зал и, занимая свое место на трибуне, почувствовал, что покрываюсь холодным потом.

Я повторил присягу и начал отвечать на вопросы Холланда, который в своей учтивой манере и продолжая говорить мягким, но скучающим голосом интересовался моим именем, происхождением и родом занятий. Он также хотел знать, как вечером восемнадцатого марта я оказался на своей яхте «Морская Ведьма» в той же части Ла-Манша, что и «Мэри Дир». Отвечая на его вопросы, я слышал, что мой голос дрожит от волнения. В зале было очень тихо. Маленькие глазки Бауэн-Лоджа буравили меня пристальным взглядом, а Холланд стоял передо мной, готовый в любой момент задать следующий вопрос или в случае необходимости подстегнуть меня к ответу.

В зале я видел Пэтча. Он сидел, слегка подавшись вперед и стиснув пальцы рук. Все его тело было напряжено, а глаза не мигая смотрели на мое лицо. Я рассказывал им, как выглядела «Мэри Дир» в то утро, когда я взобрался на ее палубу, и внезапно ощутил, что решение уже принято. Сказав им, что «Мэри Дир» сидит на рифах Минкерс, я бы заклеймил Пэтча как лжеца. Это выбило бы почву у него из-под ног. Я не мог этого сделать. Полагаю, что я знал это с самого начала. Я начал представлять Пэтча суду таким, каким видел его на протяжении тех страшных часов. Перед слушателями возник человек, который едва держался на ногах от усталости, но тем не менее в одиночку потушил пожар и продолжал прилагать все усилия к спасению судна.