Но эта точка зрения была пересмотрена Дзержинским к концу Гражданской войны. В циркуляром письме от 17 апреля 1920 г. он отмечал, что «мы живем в эпоху, когда классовая борьба буржуазии и преступного мира против нас не приняла еще таких форм, когда всякое преступление мы можем карать только путем судебного воздействия или когда всякое преступление настолько дает возможность точно себя определить, что мы безбоязненно можем отдать его на гласное рассмотрение с уверенностью, что преступник будет наказан. С другой стороны, мы вышли, однако, уже из того периода первоначального строительства и ожесточеннейшей борьбы не на жизнь, а на смерть, когда потребность в самообороне была так велика, что мы сознательно могли закрывать глаза на ряд своих ошибок и сознательно допускать возможность таких ошибок лишь бы сохранить республику, как это было в эпоху красного террора»[258].

Следует иметь в виду, что советские руководители постоянно подчеркивали целенаправленный характер репрессий, они, мол, применяются лишь к представителям эксплуататорских классов во имя интересов рабочих и трудовых крестьян и имеют избирательный характер, в частности, против помещиков, крупной буржуазии, «старорежимной интеллигенции». Однако на деле сплошь и рядом не только крестьяне, но и рабочие попадали под жернова этой государственной машины, о чем свидетельствуют многие факты. Подмена закона и законности революционной целесообразностью была весьма характерна для В.И. Ленина и его сподвижников, а затем и в объяснениях советских историков. Но допустимы ли любые средства в политической борьбе и во имя защиты революции? Лишение же «свергнутых классов» гражданских прав и всякое отрицание в стране любой легальной политической оппозиции не оставили шансов для борьбы социальных сил в какой-либо другой форме, кроме как с оружием в руках.

Председатель ВЧК-ОГПУ старался всячески показать непричастность к выносимым приговорам партийных органов. Так, 6 декабря 1920 г. он отверг предложение И.П. Бакаева об утверждении парткомами приговоров считая, что «неудобно партийной организации утверждать приговоры, выносимые советским органом», но весьма желательно присутствие члена парткома на заседаниях Коллегии по вынесении приговоров[259].

В годы нэпа предметом особой заботы наркома путей сообщения, а затем председателя ВСНХ были специалисты, без которых невозможно было восстановление и дальнейшее развитие народного хозяйства страны. Поэтому всякие незаконные и поспешные аресты и суды над ними парализовали работу предприятий и учреждений.

25 июля 1922 г. Дзержинский сообщил Д.В. Усову о вызове в Верховный Трибунал в качестве подсудимого Ванифатьева и просил Усова следить за ходом этого дела. Он предупредил, что должна быть проявлена величайшая тщательность в этом деле и беспристрастность, так как Ванифатьев занимает высокий технический пост, и все специалисты наблюдают за ходом этого дела. — «Очень поэтому важно, чтобы никто не мог обвинить Верх. Триб. в попустительстве или в пристрастном к спецам отношении. Поэтому и приговор, и мотивировка должны быть очень тщательно сформулированы»[260].

В феврале 1923 г. Г.М. Кржижановский указал, что из-за дела против Швальбаха, Яновицкого и других дезорганизуется работа Центральной электростанция, эти специалисты «могут быть очень полезны для Советской власти, и дело вовсе не требует опорочения и изъятия их по суду». 28 февраля 1923 г. Дзержинский просил Уншлихта «обратить на это дело внимание и, если нужно будет, устроить совещание с Богдановым и другими хозяйственниками. Дело в том, что суд — палка о двух концах, ее можно повернуть против всех на скамью подсудимых. Если в результате суда хозяйство еще более расстроится, если выйдут из строя не неисправимые прохвосты, а те, кто может исправиться, то такого суда не нужно.

Многих следует и можно исправить, не доводя дела до суда. Таким образом, многих полезных людей можно сохранить и приобрести для Советской власти»[261].

Проанализировав практику привлечения к суду и следствию руководящих хозяйственных работников, Дзержинский отметил, что она очень часто наносила существенный вред их работе, «дезорганизуя и выбивая из строя (аресты) или из колеи работоспособности (дискредитация) лиц, работа которых, безусловно, была полезна». Очень часто привлекались к суду и следствию лица за мелкие проступки и упущения, за проступки по чисто формальным признакам — тогда как административное разрешение (самого непосредственного начальства) могло бы не только сохранить работника, но и завоевать его. Но, несмотря на преследования, преступления и расхищения не уменьшаются, не искореняются, «ибо меч борьбы и правосудия действует вслепую без плана». 6 марта 1923 г. он обратился с письмом в ГПУ, НКЮ, ВСНХ, Наркомат Внутренней торговли, НКЗем, ЦКК и ЦК РКП(б) на необходимость борьбы, «иначе все государственное достояние будет расхищено, государственная промышленность восстанавливаться не будет. Но если подойти к этой борьбе с узкой точки зрения — бей виновного, то можно сказать, что надо всех бить без исключения, ибо мы, коммунисты (самые честные из нас), еще дураки — учимся только и делаем миллион промахов, а остальные, как спецы, так и вся конторская братия, — это враги наши и смотрят на государ, имущество, как на источник своего обогащения (это казенное, не наше, не грех брать и рвать).

Очевидно, что для преодоления такой стихии, необходима тонкая, обдуманная, сложная стратегия, рассчитанная на то, чтобы в этой стихии найти союзников, произвести расслоения, внедрять новую этику.

Эту стратегию провести можно лишь тогда, когда борьба будет задачей и обязанностью не только карательных и контрольных органов, но в первую очередь самих хозорганов, тех, кто стоит во главе их. Хозорганы должны понять, что карательные органы работают в их пользу, а карательные органы должны понять, что борьба их со злоупотреблениями в хозорганах против воли руководителей этих хозорганов — бесплодна и вредна.

Для обсуждения этого важнейшего вопроса предлагаю созвать нам совместное совещание, на котором ГПУ, НКЮст и РКИ внесли бы согласовавшие предложения»[262].

Характерно письмо Дзержинского в ЦКК РКП (б) на имя А.А.Сольца от 4 августа 1924 г.: «Завтра Вы будете судить инж. Стюнкеля в дисциплинарном суде. Этот вопрос имеет для нас, хозяйственников, огромнейшее значение. Осуждение и ошельмование Стюнкеля известного] всем тем, что он сразу к нам примкнул и работал честно, как мог — будет означать определенный курс против советских спецов, а за белогвардейцев. За Стюнкеля я хлопочу, как и ЦК Союза текстильщиков, ибо осуждение его будет срывом всей нашей политики по отношению к спецам»[263].