Участие виолончелиста Ролдугина в пальмирском концерте – это еще и жест в отношении неприятельского Запада. Мол, смотрите, вы обвиняете нашего великого музыканта и подвижника в том, что он отмывает деньги путинской элиты. Вы – просто критиканы и нечистые на руку клеветники, пляшущие под известно чью дудку, а этот рыцарь великой культуры и немногословного патриотизма просто берет в руки смычок и играет среди руин великой же культуры, руин, которые из-за ваших, Запада, происков стали еще бо́льшими руинами. Вы разрушаете, а мы созидаем – покупаем виолончели за миллиард и играем на них в античных амфитеатрах. Хакеры и активисты, взломавшие панамские архивы, – анонимны, Ролдугин в белой бейсболке на фоне древностей и пустыни – персонифицированный образ новой-старой России, вернувшейся на Ближний Восток с самыми благородными, как всегда, намерениями. Этот образ спорит не с чем иным, как с портретом Лоуренса Аравийского кисти Огастеса Джона. У Лоуренса за поясом знаменитый кинжал, подаренный ему шерифом Насиром, двоюродным братом эмира Фейсала. У Ролдугина – смычок, подаренный президентом Путиным (пусть не лично подаренный, но по негласному его распоряжению).

Вышеперечисленное касается скорее намерений тех, что устроил пальмирский концерт, а также реакции телепублики. Разве что о реакции публики на само́м концерте мы никогда не узнаем, а жаль, было бы любопытно послушать, что думает по поводу всего этого российский солдат, или асадовский контрразведчик, или – уж тем более – житель Пальмиры, если таковые действительно там были. Но нас здесь больше интересует другое. Что думали люди, сочинившие это мероприятие? Откуда взялись элементы пальмирского шоу, слова2 для его описания, визуальный ряд? Наконец, как это соотносится с представлениями об истории, характерными для нынешней российской власти?

Начнем с названия всей акции. «С молитвой о Пальмире. Музыка оживляет старые стены». Здесь два любопытных пункта. Прежде всего, конечно, «молитва». Кому в данном случае молятся музыканты Мариинки, Гергиев, Мединский, Пиотровский, президент Путин? Вряд ли языческим богам Античности, хотя развалины Пальмиры исторически вроде бы в их сфере ответственности. Заманчиво, конечно, представить себе Ролдугина, возносящего молитвы ассиро-вавилонскому богу Баалу (Ваалу), чей храм был почти уничтожен боевиками «Исламского государства» – ведь, если верить Библии (Иер. 19: 4–5), «наполнили место сие кровью невинных и устроили высоты Ваалу, чтобы сожигать сыновей своих огнем во всесожжение Ваалу». Также не очень правдоподобно, что молились древнеримским божествам, отношение к которым у христианской церкви было не очень дружелюбным – а ведь все вышеперечисленные особы дважды в год (а то и чаще) посещают православную церковь. Сейчас же на этих территориях царствует не Юпитер, не Кибела и даже не Ваал, а Аллах. Многие его последователи, как известно, музыку не жалуют, да и вряд ли светское сочинение протестантского композитора Иоганна Себастьяна Баха – и уж тем более щедринская «Кадриль» – особенно здесь уместны. Что касается бога Русской православной церкви, то он делами Сирии почти не занимается и помочь вряд ли сможет. Так кому же возносятся молитвы Гергиева?

Бог, которому неустанно поклоняется российская власть, – идея Высокой Культуры, которая вся в прошлом, оттого безопасна и удобна для использования при первой необходимости. Культура, созданная надежно мертвыми людьми, культура, надежно огражденная от так называемой «реальной жизни» своим официально признанным статусом, своими намеренно архаическими институциями, любым билетером в филармонии или неприступной смотрительницей в Третьяковке. Такая культура неотделима от государства (как его представляет нынешняя власть), она в каком-то смысле является не только инструментом его, но и даже функцией. У Великого Государства должна быть Великая Культура. Эта культура является носителем идеи величия наряду с армией, полицией и бюрократией. Все они вместе и высадили десант в Пальмире, городе мертвой Высокой Культуры, которой угрожают варвары самых разных видов, от кровожадных фанатиков до циничных либералов.

Вторая фраза в названии акции, впрочем, сильно снижает пафос и сигнализирует о том, в каком именно историческом периоде застряло сознание пиарщиков Мединского. «Музыка оживляет старые стены» – это что-то из первой половины советских восьмидесятых, то ли фильм-концерт Валерия Леонтьева, снятый в помещении дореволюционного кабаре, то ли даже танцевальный вечер для тех, кому за тридцать, устроенный на южном курорте среди развалин непонятного происхождения. Или даже бардовский концерт для участников археологической экспедиции в Херсонесе. Конечно, пиарщики могли бы сочинить фразу и похлеще, и посовременнее, но здесь не особенно развернешься. Во-первых, непонятна целевая аудитория, она слишком обширна и как минимум двуязыка. Во-вторых, здесь не пройдет привычная зловеще-агрессивная риторика, пригодная для чисто внутреннего употребления, – иностранцев пугать не надо. Так что пришлось придумывать нечто миролюбивое и сентиментальное. А что может быть миролюбивее и сентиментальнее, чем воспоминания о телепрограмме, виденной в родительской квартире в 1983 году?

Второй ключевой пункт – выбор композиторов для исполнения. Бах, Прокофьев и Щедрин. Я, конечно, далек от чисто профессиональных музыкальных соображений, но здесь прочитывается вполне определенная культурно-историческая логика. Один иностранец, совсем старый, и двое русских, из ХХ века. Бах отвечает за Высокую Мировую Культуру вообще, а также за общую Духовность (которая обычно и представляется в виде чего-то такого баховско-орга́нного. Как пела в те же 1980-е группа Стаса Намина, «Бах творит, и только звезды смотрят вниз, роняя слезы»). Еще очень важно – Бах жил до того, как в России появилась собственная академическая, высокая, светская музыка, так что он в данном случае не конкурент. Сергей Прокофьев в этой триаде отвечает за Патриотизм – благодаря музыке в фильму «Александр Невский», конечно. К тому же он бывший эмигрант первой волны, который вернулся в сталинский СССР, то есть патриот вдвойне. Наконец, Родион Щедрин в представлении организаторов концерта отвечает за «современную музыку». Здесь следует отметить несколько деталей. Прежде всего, Щедрин жив, что уж точно делает его «современным» в отношении Баха и Прокофьева. Во-вторых, он политически лоялен, доказательством чего является, к примеру, фотография, на которой Щедрин сидит рядом с Путиным на открытии новой сцены Мариинки в 2013 году. Наконец, в-третьих, Щедрин как бы оправдывает в глазах условного Мединского само понятие «современный». Ненависть нынешнего поколения культурных госменеджеров к действительно современному искусству известна, однако им приходится «современное искусство» терпеть. И вот здесь начинается тщательный отбор – не только по линии политической лояльности, но и в рассуждении понятности, народности, доступности и даже, в каком-то странном матрешечном духе, красоты. Оттого Щедрин, а не, скажем, Губайдулина или даже Мартынов. «Современное»? Хорошо. Пусть тогда будет кадриль. Ну и конечно, еще одно соображение. Родион Щедрин – знаменитый советский, прежде всего советский композитор (естественно, ничего плохого в этом нет). Характерно, что за Современность отвечал на пальмирском концерте именно он, а не кто-то другой.

И, конечно же, Мариинка. Северная Пальмира, город Пушкина, Путина и Гергиева, протянул руку помощи просто Пальмире. Как писал в XIX веке поэт Михаил Милонов,