Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо вам огромное.
– Мне-то за что? Дело простое. Послезавтра в канцелярии получите решение суда и живите спокойно. Только не забудьте в Москву смотаться: нотариусу отвезти все свои документы и сегодняшнее решение суда обязательно. Через полгода мальчик будет полноправным хозяином состояния.
– Но они же апелляцию подадут.
– Пусть. Из материалов суда ничего выброшено не будет. Любой суд, ознакомившись с протоколами заседания, узнав о подкупленных свидетелях, грязных и подлых, не пойдет истцам навстречу. К тому же они срежутся уже на городском суде.
– Хотелось бы надеяться.
– Надейтесь. Надежда – хорошее чувство.
– Спасибо.
Иванов протянул руку судье. Тот пожал ее и, продолжая удерживать, спросил:
– Вам фамилия Дмитриев ни о чем не говорит?
Олег пожал плечами.
Судья отпустил ладонь Олега и полез за новой сигаретой.
– Вообще-то, Дмитриев – это председатель городского суда, который утвердит решение по вашему делу. Но я спрашиваю об Антоне Дмитриеве. Не помните такого?
Олег опять пожал плечами.
– Семилетний мальчик перебегал по льду Фонтанку и провалился. Двое пацанов увидели и спасли его. Кому-то из них пришлось даже под лед нырять, чтобы достать мальчика.
– Что-то помню, – улыбнулся Олег, – нам с Серегой Васечкиным тогда по двенадцать лет было.
– Антон Дмитриев – сын председателя городского суда. Игорь Сергеевич помнит вас с Васечкиным.
– А как Антон сейчас? – спросил Олег.
– Антон погиб десять лет назад в Чечне. Сразу после училища, первый бой. А вы, ребята, живите подольше и помогайте хорошим людям. Хороших людей достаточно в нашем мире, они должны держаться вместе и помогать друг другу – тогда зла на земле будет меньше.
– Ну как? – спросил Менжинский.
Он мог бы и не спрашивать: по каменному лицу Флярковского и так все можно было понять.
Илья Евсеевич молчал и смотрел прямо перед собой. Перед ним стояла чашечка с остывшим кофе.
– Подадим апелляцию, – начал подсказывать Леонид Иванович. – Здесь, потом в Верховный суд. Но мы и здесь добьемся своего.
– Здесь мы не добьемся ничего. Здесь мы уже все проиграли!
Флярковский с размаху хлопнул ладонью по столу. Хлопнул с такой силой, что плоский мобильник, лежащий на столешнице, подпрыгнул и звякнул, ударившись о кофейное блюдечко.
– Понадеялся на идиотов! Обещали надежных свидетелей, а кого привели! Таких же идиотов. Да у них на рожах написано, кто они: один закомплексованный неудачник, другая – алкоголичка и нимфоманка и в придачу продажный участковый, за бутылку пива готовый сдать даже свое начальство. С придурком Акрошкиным, Леня, сам разбирайся – это твой человек, ты его нашел. А дальше будешь действовать так, как я скажу. Каждый шаг согласовывай со мной.
Флярковский поднялся и начал расхаживать по кабинету.
– Как грамотно они нас развели! Какие молодцы эти ребята! Красиво работают.
– Этот их адвокат Худяков Геннадий Павлович – бывший следователь, очень опытный в подобных делах.
– Ты и про Акрошкина говорил, что он опытный, а что вышло? Тут другое, тут поработала хорошая команда… Как, ты говорил, контора детективная называется?
– «Перехват».
– Молодцы ребята! Просто восхищаюсь! Появятся деньги, первым делом перекуплю их, в долю войду, сколько бы это ни стоило! Ты понял, Леня, с кем тебе состязаться в ближайшие дни придется?
– Илья Евсеевич, не стоит беспокоиться: у нас тоже профессионалов хватает. И потом, пути к победе могут быть разные и методы – тоже.
– Начинайте прямо сейчас. Пусть все твои профессионалы вкалывают. Мало людей – из Москвы забери, сколько нужно. Пока я в Питере обитаю, значит, они должны быть рядом!
Менжинский ушел. А Флярковский взял чашечку кофе, глотнул и поморщился. Кофе был холодным. Илья Евсеевич нажал на кнопку селектора:
– Вика, принеси еще кофе. Покрепче и с корицей.
– Да, конечно…
Секретарша не отключилась, и Флярковский понял, что в приемной кто-то есть.
– Ну что еще?
– Илья Евсеевич, тут Афанасьев просит разрешения войти.
– Да пошел он!
Флярковский отключил селектор, вспомнил утреннее заседание суда и хлопнул по столу ладонью, но на этот раз тише.
– Сволочи все!
Он снова включил селектор:
– Ванька там еще?
– Сидит на диване, ждет.
– Пусть зайдет.
Продюсер протиснулся в дверную дверь боком.
– Здрасте, – прошептал он, боясь подходить поближе.
– Чего приперся? – спросил Флярковский и махнул рукой, подзывая к себе.
– Так это… Был я Великих Луках. С матерью Сонькиной встречался, денег ей дал: двести пятьдесят тыщ рублей, портвейном накачал, она дочку и выгнала из дома, а когда портвейн закончился, еще и прокляла на прощанье. Короче, привез я Соню, как вы просили.
– Ну и…
– Сразу в больницу, как приказывали, на аборт. Потом домой доставил. Позвонил Власте Курочкиной, чтобы она приехала, типа поддержать подругу. Та приехала, дверь заперта, музыка в квартире гремит. Ну, Власта соседям позвонила, а там мужик – сосед… Короче, взял он монтировку, дверь в пять минут открыл. А Сонька в ванной лежит. Вскрыла себе вены…
Флярковский почувствовал, как похолодело его лицо. Поднялся и шагнул к стоящему в нерешительности Афанасьеву.
– Что?.. – прохрипел Илья Евсеевич.
– В больницу ее повезли, пока живая вроде. Да чего вы переживаете? Другую найдем, а пока девочки вдвоем под фанеру… впервой, что ли?
Афанасьев заглянул в лицо приближающегося Флярковского. Смелости это ему не прибавило. Он начал пятиться.
– Другую Соньку найдем. Вы же сами… Что у нас, помоек мало?
И тогда Флярковский ударил. Без размаха, коротким от плеча. Ванька пролетел через кабинет и рухнул на пол, стукнувшись затылком о дверь.
– Ой! – всхлипнул он и попытался подняться. Из носа шла кровь, губы тоже были разбиты. – Зачем вы…
Но не успел договорить. Флярковский подошел и ударил его ногой. Потом еще и еще. Поначалу Афанасьев пытался прикрываться руками, сжался в комок, закрыл ладонями лицо. Илья Евсеевич бил носками ботинок по этим ладоням, по губам, по груди, по бокам, по ребрам… Он не целил, просто бил куда придется…
В кабинет ворвалась Вика, повисла на Флярковском, быстро говорила что-то.
Флярковский и ее хотел сбросить с себя, но вдруг включился звук в ушах, донеслось то, что говорила сейчас повисшая на нем секретарша, гладя быстро ладонями по лицу и волосам: