Поскольку он жаловался на тошноту и судороги в ногах, я спустилась на кухню. Там я попросила кухарку приготовить для него бутылку с горячей водой и стакан теплой воды, чтобы растворить немного двууглекислой соды. Это было вскоре после четверти десятого.

Раствор соды и тепло от бутылки временно облегчили состояние мистера Раштона. Однако он попросил меня посидеть с ним, так как ему все еще было очень плохо. Примерно в четверть одиннадцатого он велел мне подать таз с умывальника, сказав, что его сейчас вырвет.

– Его вырвало? – спросил Холмс.

– Да, – спокойно ответила она. – Рвота была очень сильная. Поскольку боли в желудке и в ногах усилились, мне стало ясно, что у мистера Раштона не просто несварение желудка. Я позвонила в колокольчик Летти и велела ей немедленно привести доктора Ливси.

Он прибыл через пять минут. В то время как он осматривал пациента, у мистера Раштона снова начался сильный приступ рвоты, который лишил его сил. Через несколько минут он начал задыхаться и упал на подушки. Доктор Ливси проверил пульс и сказал, что мистер Раштон скончался – по его мнению, от сердечного приступа, вызванного рвотой.

Так как доктор Ливси настаивал на том, чтобы немедленно известить полицию, я послала Барнса, кучера, доставить полицейских сюда в экипаже. Он вернулся вместе с ними минут десять спустя.

– Все изложено предельно ясно, – заметил Холмс. – Вы превосходный свидетель, мисс Батлер. Осталось всего несколько пунктов, которые я хотел бы уточнить.

– Я постараюсь ответить как можно лучше, – заверила экономка.

– В таком случае скажите, прав ли я в своем предположении, что часы в доме ходят правильно? На ком лежит обязанность их заводить?

– Мистер Раштон заводил их сам. Он никому это не доверял и не позволял до них дотрагиваться.

– Даже вам?

– Да, никогда.

– Относилось ли это также к его карманным часам?

Сияющие глаза мисс Батлер расширились.

– Конечно, мистер Холмс. Мне бы никогда в голову не пришло их трогать. Они принадлежали еще отцу мистера Раштона.

– Это они, не так ли? – осведомился Холмс, вынимая из кармана золотые карманные часы с крышкой и кладя их на стол циферблатом вверх.

Инспектор Нидем подскочил на стуле.

– Где вы их взяли, мистер Холмс? – спросил он с укоризненным видом.

– На ночном столике мистера Раштона, – невозмутимо ответил Холмс.

– Но это же улика! Ее нельзя трогать!

Холмс проигнорировал упрек Нидема и, не отрывая взгляда от лица мисс Батлер, медленно извлек из кармана еще один предмет, который, не отнимая ладони, положил рядом с часами. Когда он разжал руку, все увидели, что это такое.

Это была серебряная солонка.

Мы с Нидемом в недоумении смотрели на этот обыденный предмет, но мисс Батлер он потряс. Экономка так резко вскочила на ноги, что стул, на котором она сидела, с грохотом упал на пол.

– Вы обыскали мою комнату без моего разрешения! – воскликнула она.

Холмс также поднялся из-за стола и стоял напротив нее. Их взгляды скрестились, как клинки в смертельной схватке.

Мы с Нидемом молча смотрели на их лица – у нее такое бледное, что, казалось, от него исходит холодное неземное сияние, у Холмса – суровое, даже хищное, под стать ястребиному взгляду.

– Нет, – тихо возразил он. – Я не обыскивал вашу комнату, мисс Батлер, но предлагаю, чтобы инспектор Нидем сделал это немедленно. Не сомневаюсь, что он найдет спрятанную там солонку, которая составляет пару с этой. Я хочу задать всего один вопрос. Как давно у вас вошло в привычку принимать мышьяк?

Несколько минут мы смотрели на нее, не произнося ни слова, и тишину нарушали только ее бурные рыдания.

В конце концов заговорил Холмс.

– Думаю, инспектор, – произнес он холодным тоном, в котором звучала непреклонность, – вы слышали достаточно, чтобы предъявить мисс Батлер обвинение в убийстве Альберта Раштона.

Я предпочитаю не останавливаться на событиях, которые произошли в следующие полчаса. Мне никогда не доставляло удовольствия быть свидетелем душевных мук любого человеческого существа, а тем более женщины, да еще обладавшей красотой и умом мисс Батлер.

Достаточно сказать, что первые минуты были мучительны, но после официального ареста она обрела прежнее спокойствие. К тому времени как в участок Камберуэлл-Грина послали за женщиной-полицейским, к мисс Батлер вернулось самообладание.

Между тем Нидем обыскал ее комнату и нашел вторую солонку, спрятанную в бюро. Она составляла пару с той, которую Холмс таким театральным жестом извлек из кармана.

В сопровождении женщины-полицейского, которая несла маленький чемодан с вещами арестованной, мисс Батлер спустилась по лестнице и вышла в ночь. На ней была длинная черная накидка, капюшон которой скрывал бледно-золотистые волосы и тонкие черты. Мы с Холмсом стояли в дверях столовой, в молчании наблюдая за ее отбытием. Таким образом мы (по крайней мере, я, да, наверно, и он) отдавали дань этой незаурядной женщине.

Ни один из нас никогда больше ее не видел.

Когда кэб довез нас до полицейского участка в Камберуэлл-Грине, ей уже предъявили обвинение и увели в камеру.

Мы присутствовали при освобождении Перрота. Он вошел в маленькую комнату, где мы ждали инспектора Нидема, с широкой улыбкой и так горячо пожимал нам руки и рассыпался в благодарностях, что утомил нас. Когда молодой человек наконец отбыл, и Холмс, и я вздохнули с облегчением.

Вскоре к нам присоединился инспектор Нидем, у которого был измученный вид.

– Скверное дело, мистер Холмс, – сказал он, покачав головой. – Мне впервые пришлось арестовать женщину по обвинению в убийстве.

– Она призналась? – поспешно спросил Холмс.

– О да. С этим не было проблем. Но я еще не получил от нее полных показаний, и поэтому мне известны не все детали. Быть может, вы бы могли меня просветить, сэр? Если бы не вы, под суд отдали бы не того человека. Почему вы были так уверены, что виновен не молодой Перрот, а она?

– Когда ко мне явился Чарли Перрот и попросил заняться его делом, – начал Холмс, – у меня было очень мало доказательств его невиновности. В самом деле, почти все факты указывали на его вину. У него был мотив, так как он значительно выиграл бы от смерти дяди. У него также была возможность дать яд, подсыпав его в бокал с шерри, который, как он сам признался, наливал дяде.

Но как и когда он раздобыл мышьяк? Он весь день провел на службе и узнал о том, что стал главным наследником дяди, только когда пришел к нему домой, откликнувшись на записку.

Кроме того, хотя это довольно приятный молодой человек, на мой взгляд, он слишком наивен, чтобы задумать что-то сложное, вроде отравления. Это всегда преднамеренное убийство, требующее обдумывания и подготовки.