Он показал мне какие-то детали снаряжения и явно ожидал, что я в это влезу.

— Что это?

— Я пристегну тебя к себе ремнями. Ты не упадешь.

— Нет.

— Мне не нравится, когда ты чего-то боишься. Мы над этим как следует поработаем, и, когда закончим, высота больше не будет тебя беспокоить.

— Но мне совершенно не мешает мой страх.

— Зато мне мешает.

Не обращая внимания на мои душевные муки, он натянул на меня какую-то сбрую и проверил, надежно ли все закреплено. Я стояла как в трансе, полностью деморализованная и недостаточно окрепшая, чтобы сопротивляться. Накатывали тошнота и слабость, я не могла поверить, что он думает, будто я стану заниматься подобным экстримом. Судя по тому, как решительно Джордан расправил плечи, настроен он серьезно. Переубедить его мог только полноценный скандал, на который у меня не было сил.

Зачем он намеренно меня путает? Если бы я чувствовала себя лучше, он ни за что бы меня на это не толкнул. Или он специально воспользовался случаем, когда сил у меня поубавилось? Неужели его приятно будоражит возможность нагнать страху?

Меня раздирали противоречия: как к этому относиться, как жить дальше? Совсем недавно я для себя решила: буду стараться изо всех сил, чтобы сделать его счастливым. Но где же предел? Как далеко я должна зайти, чтобы угодить ему?

Наконец мы оказались сцеплены вместе, веревка обвивала его ноги и пояс. Он стал отходить назад, увлекая меня за собой. Активного участия я в этом не принимала, но в то же время и не сопротивлялась.

— Закрой глаза, — посоветовал он. — Все произойдет очень быстро.

Когда дошло до главного, я не смогла спрыгнуть сама. Меня парализовал страх, я дрожала так сильно, что не могла пошевелиться. Несмотря на все его увещевания и уговоры, я не могла сделать решающий шаг.

В конце концов у него лопнуло терпение, он поднял меня и перенес через край. Мы повисли, раскачиваясь на веревке. Нас то и дело сносило к скале. У меня ужасно кружилась голова, сердце билось так сильно, что я думала, оно взорвется.

Я пронзительно завизжала от страха.

— Ты боишься? — спросил он.

— Очень.

— Почему?

Вопрос, в принципе, был риторический, так как ответ на него был очевиден, и все же я произнесла его вслух:

— Я боюсь, что мы упадем.

— Не упадем.

— Умом я это понимаю, но от этого легче не становится.

— Ты должна на меня положиться, Мэг. Ты должна свыкнуться с мыслью, что я всегда буду тебя держать. И не дам упасть. Ты же понимаешь это, не так ли?

— Да, понимаю.

Он держал нас в таком подвешенном состоянии, казалось, целую вечность. Его волнующие слова оседали в мозгу, затем он с мучительной неторопливостью стал опускать нас дюйм за дюймом.

Едва мои ступни коснулись земли, колени дрогнули и я начала оседать. Мы все еще были сцеплены, и он обнял меня, не дав повалиться наземь.

— Я тебя держу, — сказал он.

— Знаю.

— Вот видишь, а ты, глупенькая, боялась.

Он снял снаряжение, и я плюхнулась на землю, тяжело дыша и заливаясь слезами облегчения. Меня тошнило, я бросилась к кустам, но в желудке было совершенно пусто. Пока я приходила в себя, он внимательно осматривал скалу.

— Может, мы уже наконец пойдем отсюда? — взмолилась я.

— Нет.

— Пожалуйста! Я действительно устала и хочу домой.

— Мы сейчас взберемся наверх и повторим все снова.

— Снова? — Я чуть не задохнулась от ужаса.

— Да. Мы будем делать это до тех пор, пока ты не перестанешь бояться.

Я уставилась на него, пытаясь понять, что творится в его воспаленном мозгу. Он что, с ума сошел? Или я помешалась?

— Тогда мы никогда отсюда не уйдем.

— Ничего страшного, — ответил он совершенно серьезно. — Еще рано. У нас весь день впереди.

— О, Джордан…

— Мы это сделаем. Бегом наверх!

Мне было и без того плохо, а тут еще он собрался меня мучить. Но в то же время я была слишком больна и слаба, чтобы сопротивляться. Почему моя жизнь превращается в такой бардак? Я ведь совсем недавно поклялась быть примерной женой. И уже нарушаю свою клятву.

Похоже, вразумительного ответа на этот вопрос не найти. Джордан был тем, кем был, в то время как я больше не знала, кто я. Я с какой-то радостной обреченностью была готова идти у него на поводу, превратилась в убогую зависимую женщину, утратила индивидуальность, свое лицо. И даже не пикнув, я вложила свою ладонь в его, а он помог мне подняться.

— Встань на колени и выгни спину.

— Вот так?

— Да.

На кровати в дальней спальне — те самые красные простыни. На мне черное белье, которое он купил в тот день, когда мы поскандалили из-за видеокамеры.

Сейчас он смотрел в объектив, пытаясь выбрать удачный ракурс.

— Покажи, как ты умеешь надувать губки, — командовал он.

Я скорчила недовольную гримасу, сложив губки бантиком.

— Как начет этого?

— Отлично. У тебя такой сексуальный ротик.

— Правда?

— О да. — Он подошел, наклонился и запечатлел у меня на губах долгий чувственный поцелуй. — Поэтому мне и нравится, когда ты у меня сосешь. Я постоянно возбуждаюсь, стоит мне только на тебя взглянуть.

Это был довольно грубый и пошлый комплимент, но он меня взбудоражил. Я, глупая, до сих пор трепетала от того, что он меня хочет, что никак мной не пресытится. Я могла устать от секса, но он всегда хотел еще.

Он бестолково сновал вокруг, устанавливая освещение, поправляя подушки. Наконец, когда все было готово, он выключил верхний свет и комната погрузилась в темноту. Освещена была только кровать, на которой я находилась.

Он посмотрел в видоискатель, чтобы убедиться, что захватывает нужную картинку, затем нажал кнопку «запись». Камера зажужжала.

— Сделай еще раз недовольное лицо, надуй губки, — велел он.

Я начала позировать. Он застонал от возбуждения, отчего я с удвоенным старанием принялась играть роль женщины-вамп. Я все-таки решилась. Пусть это плохо для меня кончится, но я, по крайней мере, выложусь по максимуму.

— О да, у тебя отлично выходит! А ну-ка приспусти бретельку. — Я сделала то, что он велел. — А теперь вторую.

Я смотрела в объектив, но мысленно была далеко отсюда. Мне вспомнился чудесный весенний вечер, когда я все еще жила со Стивом. Он играл в составе команды по софтболу, а я сидела на «отбеливателях»[2] и болела за него. Это было очень приятное сильное воспоминание.