Впечатлившись результатами своего труда, мы решили перепечатать заявление без ошибок, но потом подумали, что это займет слишком много времени. Вместо этого мы приступили ко второму заявлению.

Эдит, сжимая ладонями лоб, вывалилась из своей комнаты, когда мы уже топали прочь.

– Что за грохот? Ты ремонт здесь затеяла?

Надо было срочно что-то придумать.

– Мы с Кэт пишем рассказ, чтобы нам было что почитать.

– Великолепно. Я не сказать, как рада за вас обеих. Только не могли бы вы вести себя чуточку потише? У меня голова раскалывается.

Когда Эдит снова скрылась у себя, прихватив бутылку вина и таблетки, мы с Кэт решили, что заявления надо отнести прямо сейчас, пока не наняли других людей. Воздержавшись от takkies и безрукавок – на случай, если тур в спальню за ними возбудит в Эдит подозрения насчет наших намерений, – мы на цыпочках прокрались к двери и пустились в путь босиком, в джинсах и футболках.

Почти сразу я пожалела об этом: на улице сильно похолодало, ледяной ветер дул по всей Рейли-стрит. Стылый бетонный тротуар вытянул то немногое тепло, что у меня оставалось, и из носа потекло. Вытереть нос было нечем (салфеток нет, рукава футболки короткие, а от Кэт никакого толку), так что я пошмыгала и постаралась управиться рукой.

Эдит не раз говорила мне, что первое впечатление – самое важное, вот почему необходимо показать себя с лучшей стороны, когда встречаешься с кем-нибудь в первый раз. Глядя на свое отражение в окне магазина, я понимала, что мои грязные босые ноги, посиневшая, усыпанная огромными пупырьями кожа и размазанные под носом сопли никак не выставят меня с лучшей стороны, но я слишком замерзла, чтобы беспокоиться об этом.

Я вбегала в магазины, бросала заявление на прилавок и пулей вылетала на улицу. За неимением лучшего я надеялась произвести впечатление человека быстрого и эффективного. Убедившись, что заявления доставлены, мы с Кэт кинулись назад, к дому. Мне хотелось отогреться, пока мы дорабатываем наш план.

У подъезда мы столкнулись с Морри, который как раз выходил со своим фотоаппаратом на улицу.

– Привет, – прогудел он. – Где была?

– Просто на улицу ходила. А ты куда?

– В магазин, фотографировать негрские шары. Хочешь со мной?

– А что это?

– Такие круглые черные конфеты, они становятся белыми, когда их сосешь. Если положить в рот пару штук, от них лицо раздуется, вот так. – Морри надул щеки и выпучил глаза, пытаясь увлечь меня, но я не видела, в чем очарование конфет, от которых выглядишь уродом. – Они в вазочке на прилавке, и иногда на них садятся мухи. Хочешь посмотреть?

– Ого. Нет, спасибо. – Я обошла его, чтобы нажать кнопку лифта, он двинулся за мной.

– А ты чем собираешься заняться?

– Если тебе так уж надо знать, нам необходимо разработать сверхсекретный план.

– Нам? Класс!

– Не с тобой!

– Но ты сказала “нам”.

“Нам” сорвалось у меня с языка. Я не хотела упоминать Кэт, но теперь, когда Морри привязался, я поняла, что, кажется, настало время дать волю безумию, от которого Эдит меня предостерегала. Если Морри и правда хочет со мной дружить, ему надо знать, во что он ввязывается.

– “Мы” – это я и моя сестра.

– Я не знал, что у тебя есть сестра.

– Она стоит прямо рядом с тобой.

Морри огляделся, на минуту смутился, а потом улыбнулся:

– Здорово. Воображаемая сестра!

Я тоже улыбнулась. Он выдержал первое испытание.

– Я могу помочь с планом, – предложил он, входя с нами в лифт.

– Как?

– Ну, сначала ты расскажешь мне, что это за план, а потом я смогу…

– Тш-ш! – Я зажала ему рот рукой.

Громкий стук я услышала еще до того, как мы доехали до нашего этажа, и сразу поняла: это не к добру. Переполняемая дурными предчувствиями, я выползла из лифта и двинулась по коридору, знаками показывая Морри, чтобы шел следом молча. Завернув за угол, я вытянула шею. У нашей двери стоял кто-то низенький. Лицо было повернуто в профиль, отчего крючковатый нос и выступающий подбородок выглядели как нарисованные. На шее посверкивала золотая подвеска.

– Это та страшная леди, – сказала Кэт.

И верно: это была Вильгельмина, и она дубасила в дверь нашей квартиры как сто чертей.

– Робин? Ты там? Открой, пожалуйста! (Бах, бах, бах.) Мисс Вон? Вы не можете и впредь избегать меня. Я звонила, но линия была постоянно занята, и вы вынудили меня явиться без договоренности.

– А вдруг Эдит откроет дверь? – У Кэт был испуганный вид.

– Она же не настолько дура, – прошептала я в ответ, хотя и не была вполне уверена в этом.

– Она может открыть, просто чтобы накричать на Вильгельмину.

– Не откроет, не бойся.

Тут Морри и решил присоединиться к молчаливому диалогу между мной и Кэт. Его голос прозвучал как сирена:

– Что говорит твоя сестра?

При этих трубных звуках соцработница резко обернулась и заметила нас.

– Робин? – Она сделала несколько шагов по направлению к нам.

– Бежим! – завопила я Кэт, но она, опередив меня, уже неслась к лестнице. Мне пришлось толкнуть Морри, а то перелетела бы через него.

23 июля 1976 года

Хаутон, Йоханнесбург, Южная Африка

Сначала не слышно ничего, кроме нашего дыхания. Спрятаться негде, эта крошечная комнатка – наше единственное убежище, и Кгомотсо садится в кресло Мэгги. Пожав плечами, он приглашает меня сесть напротив. Мы можем только ждать, но я предпочитаю ждать стоя.

Фотографии и книги меня уже не интересуют. Мне невыносимо смотреть на счастливые лица в рамках или на тома под ними. Мои мысли, словно рой красных муравьев, в непрестанном движении, они пожирают все на своем пути. Только бы не дать им вырваться наружу.