— Как обычно, амбивалентно.

— Разбиваю.

Бильярдный стол на время стал ареной вертлявых траекторий, а рабочей поверхности его то и дело грозили кии, вгоняемые под крутыми углами, пока хозяйка миссис Пиксли не подобралась к Доку и Борису с мрачной улыбкой на лице и обрезом в руке и заведение не окутала тишь.

— Видите табличку над баром, ребятки? Если читать не можете, я с радостью озвучу.

— Ой, ладно вам, мы ж никого не обижаем.

— Мне плевать, вам с дружочком придётся покинуть помещение, сейчас же. Тут не в замене войлока дело, просто я лично терпеть не могу массе.

Док огляделся, ища глазами Клэнси, и увидел её в кабинке — она увлечённо беседовала с двумя мотоциклистами той разновидности, которую мамочки обычно не одобряют.

— Она сама отлично о себе позаботится, — сказал Борис, — её всегда пёрло от двух за раз, а тут, похоже, у неё удачный вечер. Пошли, грузовик у меня на стоянке.

Голова Дока теперь неизбежно бурлила похабными картинками, и он вышел за Борисом наружу, к «доджу-пауэр-уэгону» 1946 года, пёстро раскрашенному в хаки и серую грунтовку. Они влезли в кабину, и Борис некоторое время посидел, озирая стоянку.

— Думаешь, мы их там убедили? Я прикидываю, лишняя паранойя никому не вредит.

— Насколько это круто — то, о чём мы говорим? — Док подкурил им пару «Холодков».

— Скажи мне, компадре, строго между нами — ты когда-нибудь кого убивал?

— Самооборона, постоянно. Намеренно — эй, да разве ж упомнишь. А ты?

— Сейчас при себе?

— Мы ждём гостей?

— Если просидишь сколько-то в Отделении Особых Нужд, — пояснил Борис, — создаётся впечатление, что такой, кому надо замочить твою жопу, найдётся всегда.

Док кивнул.

— С этими хипповскими прикидами штука в том, — задирая одну манжету клешей, под которой обнаружилась небольшая короткоствольная «модель-27», — что туда почти помещается «хеклер-унд-кох», если надо.

— Опасный ты омбре,[44]это я вижу, для меня — слишком опасный, поэтому, наверно, лучше, если я сразу всё выложу. — Док приготовился выпрыгивать и тикать, но Борис продолжал: — По правде, Глена пришили хладнокровно. Его не должно было там быть, когда за Мики пришли. Всех смазали, в тот день на дежурстве был Шайб Бобертон, план был — впустить их за дверь и слинять, но Шайб в последний миг зассал и поменялся сменами с Гленом, вот только Глену он не сказал, что будет, просто свалил.

— Этот ваш Шайб — ты знаешь, куда он делся?

— В Вегас, наверно. Шайб думает, там его прикроют.

— Очень бы неплохо с ним побеседовать. Всё это несколько озадачивает. Скажем, к примеру, что у Мики неприятности.

— Неприятности — не то слово. Глубже в говно он не мог провалиться. А всё из-за этой его идейки. Все деньги, что он когда-либо заработал, — он придумывал, как их вернуть.

Док выдохнул больше, чем у него между зубов просвистело.

— А моё имя в список внести можно?

— Думаешь, я тебе баки заколачиваю, это ничего, мы все тоже думали, Мики нам на уши вешает.

— Ну да, но с чего ему…

— Не спрашивай меня. Не он первый богатей с муками совести в последнее время. Кислотой много закидывался, чутка пейоте — вот, может, до точки и дошёл. Ты наверняка видал такое.

— Разок-другой, но там скорей просто болеешь пару дней, со старухой своей срешься, не в таких же масштабах.

— Мики только и сказал: «Хорошо бы мне отменить всё, что я натворил, но ведь не могу же, но спорим, я могу направить денежный поток в другое русло».

— Так тебе и сказал?

— Я его слышал — они с его девкой Шастой свои разговоры по душам вели, я не старался подслушивать, ничего, просто рядом оказался, такая вот премия у невидимки. Шаста — она считала, Мики спятил, раз хочет все свои деньги раздать. Она от этого почему-то пришла в ужас. Он начал её подкалывать, мол, это она боится талоны на обед потерять. А там и впрямь дурдом, потому что она ж его любила, чувак. Если за кого и боялась, то за него. Не знаю, верил ли в это когда Мики, но какого сидельца ни возьми, хоть ночь одну в обезьяннике пропарился, всегда видно, ты клинья бьёшь только поебаться с кем-то или там всё совсем другое. Тяга такая. Только в лицо ей взглянешь.

Они сидели и курили.

— Мы с Шастой недолго жили вместе, — решил, что надо упомянуть, Док, — и не могу утверждать, что вообще когда-то понимал, как она ко мне. Насколько глубоко.

— Чувак, — Борис, быстро скользнув глазами к сбруе на лодыжке у Дока, — надеюсь, тебе это слушать не в облом.

— Борис, я только на вид злобный еблан, а втайне я сентиментален, как любой бывший старик. Наплюй, пожалуйста, на «смит», скажи мне только — кто ещё, по-твоему, переживал из-за такой щедрости Мики? Деловые партнёры? Жена?

— Слоун? Ни хера он ей не рассказывал, «пока всё не кончится, не сделается и юристы не подпишут», как он выражался. Ещё говорил, что если она слишком рано узнает, Калифорнийская коллегия адвокатов объявит день благодарения за столько новой работы.

— Но ему же самому в какой-то момент пришлось бы юристов привлекать, никто просто так миллионы ж не раздаёт, ему техподдержка бы потребовалась.

— Я знаю только, что вокруг дома у Мики вдруг образовалась целая армия людей в костюмах — на вид таких я могу опознать лишь как мормонов или ФБР, если между ними есть разница, и до сих пор не уверен, кто из них это был.

— Думаешь, кто-то из людей Слоун? Типа, она всё равно узнала? Или начала странные пульсации ловить? А мол-чел этот её, Рангоут?

— Ну, Шаста думала, Слоун с ним что-то вместе заваривает. Она уже нервничала, но потом у неё крыша совсем поехала. Мики ей жильё снимал в Хэнкок-Парке, я иногда после смены туда заглядывал — никакой романтики, пойми меня правильно, — но с первого взгляда было видать, насколько ей спокойней, если кто-то рядом. Каждый день что-нибудь новенькое, машины вокруг дома круги нарезают, телефон звонит, трубку снимешь — а там никого, она в «эльдорадо» своём едет куда-нибудь — за ней хвост.

— Номера не успевала записывать?

— Так и думал, что спросишь. — Борис выудил бумажник и нашёл в нём сложенную рифлёную бумажку из сигаретной пачки, отдал её Доку. — Надеюсь, сможешь пробить их, чтоб легавые не знали.

— Я с мужиком одним раньше работал, у него есть компьютер такой. А чего ты через ПУЛА не хочешь? Они ж вроде тоже хотят его зацапать, кем бы он ни был.

— Ты чего доктор — глюколовства? Ещё раз, университет у тебя с какой планеты?

— Такое чувство, что ты чуть ли не считаешь… тут ПУЛА и замешано?

— Никаких, блядь, чуть ли, да и Мики самого не раз предупреждали. Этот его дружок легавый всё время в доме отирался.