Затем части и подразделения разошлись по местам дислокации. Настроение было приподнятое. Тем более что нас ожидал праздничный обед. Тут, кстати, замечу, что, как только мы вышли во второй эшелон, продовольственное снабжение дивизии прекратилось фактически полностью. Продуктов питания не было вообще. Даже хлеб получали с большими перебоями и сомнительного качества – тяжелый, как кирпич, с остяками. Но ели. Мало того, находясь на подножном корме, использовали все и вся, чтобы мобилизовать местные ресурсы, хотя и они были очень скудными. Откуда-то появились камни-жернова. Мы доставали необрушенное зерно, обрабатывали его, затем мололи. Мука получалась, так сказать, крупного помола. Но лепешки из нее выходили отменные, значительно лучше хлеба.

Тяжелее приходилось с лошадьми. Овса было мало. Кормили их в основном соломой. А если она капитально подпрела, то запаривали, вымывали, а затем подсушивали и, перемешав с небольшим количеством овса, давали лошадям. Те, видно, тоже понимали, что сейчас тяжело, ели этот корм. В мае, когда появилась трава, лошадям стало легче, а вот нам надо было еще ждать, когда поднимется крапива. Зато в июне все вообще нормализовалось. Мы даже стали получать консервы, разные крупы. Появилось и обмундирование. Мне выдали кирзовые сапоги – просто загляденье, как лакированные, и совершенно новенькую шинель, хотя и стояло лето. Первое, что я сделал, – нарисовал на петлицах лейтенантские кубики. Потом пожалел, так как через два месяца мы получили сообщение о введении офицерских званий и, естественно, погон. Но об этом – позже.

В конце июня дивизия получила приказ сменить части действующей впереди, на Северном Донце, 20-й гвардейской стрелковой дивизии. Мы приняли участок Красная Гусаровка, Жуковка. Это произошло накануне событий на Курской дуге. Задача дивизии в целом, и в том числе нашего 100-го гвардейского стрелкового полка, состояла в том, чтобы не дать противнику снимать войска с нашего участка в целях усиления своей группировки в районе Курска. А через несколько дней после начала Курской битвы – это приблизительно через полтора месяца нахождения в обороне плацдарма на Северном Донце – мы получили приказ снова передать участок 20-й гвардейской стрелковой дивизии и подготовиться к маршу. Но эти полтора месяца бесследно не прошли.

Учитывая, что глубина плацдарма была небольшая (во всяком случае, на участке нашего 100-го гвардейского полка от 1,5 до 2 километров), огневые позиции батареи располагались на восточном берегу Северного Донца – неподалеку от поселка Ольховатка. А наблюдательный пункт – на плацдарме на огромном кургане, который, в свою очередь, сам находился на возвышенном месте. Поэтому видимость с НП была прекрасная: вправо и влево на 3–5, а прямо – до 6–7 километров. Это был уникальный наблюдательный пункт. Даже с учетом того, что вокруг был густой лес, этот курган возвышался над местностью, как айсберг в Ледовитом океане. Казалось бы, обладая такими возможностями, курган мог стать предметом особых интересов командира полка или хотя бы командира батальона, который оборонял это направление. Однако в связи с тем, что НП был в двухстах метрах от нашей первой траншеи и в трехстах метрах от переднего края противника, да к тому же кургану немец уделял исключительное внимание и постоянно «гвоздил» его тяжелой артиллерией, никто из начальников претензий на него не имел. Что же касается меня и моей группы управления, то мы чувствовали себя прекрасно и мысленно постоянно благодарили умельцев, которые построили на скатах кургана, обращенных к нам, огромный, мощный, в четыре наката, блиндаж (бревна толщиной 30–40 сантиметров) и прекрасный пункт для наблюдения. Отрытый в полный профиль и также перекрытый бревнами окоп с оборудованными щелями для наблюдения во все стороны, классические ходы сообщения от места наблюдения к блиндажу и от блиндажа до самой реки – это почти полтора километра, из них большая часть – перекрыты. Кроме того, через каждые 50–70 метров – выходы в сторону и наружу. Это был действительно уникальный наблюдательный пункт. За всю войну такого я больше не встречал.

Мой предшественник, тоже командир батареи 120-мм минометов 20-й гвардейской стрелковой дивизии, передал мне все пристрелянные реперы (ориентиры), подробно рассказал о режиме жизни противника, показал основные цели – огневые точки, штабы, склады, огневые позиции артиллерии, узлы дорог, просто участки дорог, которыми часто пользуется противник, и т. д. Оказалось, что между передними краями – нашим и противника – было около 100 метров, но местами они сближаются до 70 и даже 60 метров. Так что ловкий и сильный солдат мог добросить ручную гранату. Перед передними краями были минные поля с той и другой стороны, наверное, в несколько слоев, плюс проволочные заграждения. И везде развешаны различные банки и прочие гремящие предметы, задев которые сразу обнаруживаешь себя. Перед нашим курганом было не две, а три траншеи: вторая – в ста метрах от первой и третья – в ста метрах от второй, т. е. у самого подножья кургана. Далее она шла вправо и влево, сливаясь с общей второй траншеей нашей обороны. Третья траншея обороны была проложена за курганом – в 500–600 метрах. Была и еще одна траншея – практически вся вдоль правого берега Северного Донца. Здесь располагались в основном тылы батальонов.

Наблюдательные пункты командиров батальонов и передовой наблюдательный пункт командира полка находились приблизительно на нашем уровне от переднего края. Но основной НП командира полка был на левом берегу реки на возвышенном месте и позволял наблюдать на многих участках наш, а кое-где и передний край противника.

Почему я так подробно об этом пишу? Да потому, что хочу показать читателю, какую огромную работу проделывают солдаты и офицеры, когда строят оборону, чтобы отстоять занимаемый рубеж, сохранить личный состав от огня противника, совершить скрытно маневр (если этого требует обстановка), подготовить и провести контратаку с отсеченных позиций (а они тоже представлены траншеями в полный профиль) – в случае, если противник вклинится в оборону.

Для того чтобы оборона могла отразить натиск врага, очень важно построить такую систему огня, которая бы надежно обеспечивала поражение противника на дальних, средних и ближних подступах к нашему переднему краю, а также в случае его вклинения. Причем по мере приближения подразделений противника уничтожающий огонь усиливается. В эту систему огня включаются все имеющиеся в полку огневые средства, в том числе те, которые временно приданы или поддерживают. Поэтому и инженерное оборудование (отрывка окопов, площадок для установки пулеметов, огневых позиций артиллерии, траншей в целом) делается так, чтобы стрелок, пулеметчик, артиллерист, танкист и т. д. могли бы использовать свое оружие в полную мощь.

Это – не простое дело. Лейтенанту, капитану, майору и до полковника включительно надо проползти (именно проползти): одному – полностью, а другому – частично по всему переднему краю и другим рубежам, где будут проходить траншеи, а в итоге принять решение на местности: пройдет ли траншея выше, ниже, впереди или несколько сзади, но так, чтобы везде было хорошо видно подходящего противника. Надо также учесть, что все это, как правило, делается в условиях непосредственного соприкосновения с противником, а следовательно, под постоянным его огневым воздействием. Все это – большой труд.