– Какое тут здоровье, с такой-то жизнью… Жаловался, конечно.

– А это что? Пояснить можете? – Следователь аккуратно, за самый краешек приподняла пакетик, внутри которого виднелась небольшая, размером с пачку сигарет, восковая кукла; при определенной доли фантазии в ней можно было угадать женщину, и не более.

– Толик принес. Говорил, что на кладбище в церкви старой нашел.

Следователь посмотрела на меня, причем я четко ощутил, что именно не нравится ей во мне – следы засохшей глины на одежде. Я хоть и почистился у Михаила, но кое-что осталось.

– Вы пройдите к своей машине и ждите меня там, – обратилась ко мне Быстрова.

Пришлось повиноваться.

Протасеня откровенно скучал возле уже прикрытого материей трупа. Эксперт что-то писал в блокнотике, положив его на капот «Жигулей», и бормотал себе под нос мудреные слова. Ждать нам всем пришлось не очень долго. Вскоре приехала машина, тело забрали. Укатил и участковый.

«Вновь история повторяется», – подумал я.

Но повторилась она лишь до этого момента. Быстрова повернулась ко мне и – хотя наверняка знала, ведь у следаков память отличная, это профессиональное – спросила почему-то:

– Вас как по отчеству? – прозвучало абсолютно по-человечески.

– Александрович, – даже растерялся я.

– Марат Александрович, вы потом в город едете? Мне нужно здесь немного задержаться, а своих людей напрягать не хочется. Вы до управления меня потом подбросите? Это по дороге.

Я хоть, честно говоря, собирался уезжать немедленно, но согласился. Было в этом предложении что-то интригующее. А я, черт возьми, вечно поддаюсь на всякие скользкие предложения, если они высказаны «человеческим» языком.

– Конечно, Ольга Николаевна.

– Вот и отлично.

Я и оглянуться не успел, как мы со старшим следователем остались одни на грунтовой дороге напротив кладбища. Возможно, бомж и сидел в кустах, подслушивая, но, во всяком случае, признаков жизни не подавал. Мне не терпелось узнать, что же заставило Быстрову остаться со мной наедине. Уж точно не желание пофлиртовать. Женщина она серьезная, да и старше меня лет на десять, если не больше.

– Честно говоря, – произнесла она после короткого молчания, – я могла сегодня тут и не появиться. Дело-то очевидное, хватило бы и участкового. Смерть, наступившая в результате естественных причин. Никакого криминала. Вскрытие, думаю, только подтвердит предварительное заключение эксперта.

– Тогда в чем же дело? – спросил я.

– Меня насторожило то, что труп обнаружили именно вы. Вы тут не живете, прошлый раз оказались в дачном поселке впервые. А теперь вот… – замолчала она и пристально посмотрела мне в глаза.

– Это вопрос?

– Нет, констатация, – Ольга Николаевна внезапно махнула рукой, будто отбрасывала сегодняшние заботы в сторону. – Можно, я немного пооткровенничаю? Просто как собеседник. Забудьте, что я следователь.

– Тяжеловато, но попробую.

– Конечно же, каждый из нас не может избавиться от груза своей профессии. Вы смотрите на мир через призму своей, я – своей. С этим ничего нельзя поделать. – Тон у Быстровой изменился, в ее голосе уже не слышались металлические нотки. Передо мной стояла немного суровая, но именно женщина, в первую очередь – женщина, возможно, даже чья-то жена и мать. Хотя обручального кольца я так и не заметил, да и трудно мне было представить ее у плиты за варкой борща или катающей коляску по парку.

– У меня нет ни малейшего сомнения в том, что вы не причастны к убийству. Иначе бы мы с вами вот так сейчас не беседовали.

– К прошлому убийству? – уточнил я.

В голове шевельнулась опасливая мысль, ведь следователи бывают коварны. Разговорят по душам, а потом – хлоп, и под следствие, как минимум, в качестве подозреваемого, а то и обвиняемого.

– О сегодняшнем дне и говорить нечего. Короче, по долгу службы я не имею права верить в какую-либо мистику. Следователь просто обязан быть материалистом. Есть процессуальные действия, есть доказательства, которые могут быть приняты судом, и мистика в них не вписывается… – Говоря это, Быстрова ненавязчиво вела меня к кладбищу. – Чтобы вы совсем меня не боялись, скажу вам то, чего не стоило бы говорить: дело об убийстве я не веду. Хотела, но мне его не отдали.

– А как же прошлый допрос?

– Тогда я выступала в качестве дознавателя. Ну а потом решается, кто станет дальше вести дело. Вы понимаете?

– Не совсем.

– Некоторым людям из числа моего начальства, скажем обтекаемо, не понравилось, что я увлеклась мистикой. Причин не знаю; возможно, их каким-то образом заинтересовали. Вот я и осталась в стороне. Дело в том, что это убийство – уже не первый подобный случай. Как минимум, пятый. Умирает жена, а потом, через несколько дней – муж, и гибнут они при странных обстоятельствах. Я первая связала эти дела воедино. Пришла к начальству, но от моих услуг постарались избавиться. Вот скажите мне, как человек сторонний, похожа я на сумасшедшую?

Вопрос был более чем странный.

– Нет.

– Вот и я так считаю. Но тем не менее и вы слышали сегодня, как бомж говорил о какой-то голой женщине, за которой отправился его приятель. Отправился и нашел в итоге смерть.

– Голая женщина – явление вполне реальное, – возразил я.

– Только не считайте меня дурой, – не без злости произнесла Быстрова.

– Я ее тоже вчера ночью видел, – я почувствовал, что должен это сказать, пусть не всю правду, но хотя бы часть ее. – Возможно, она и задушила вдовца.

– Спасибо за откровенность. Вы не ходили за ней следом?

– Нет, убежал. Я не один тогда был, а со сторожем. Он и посоветовал держаться от нее подальше.

– С Михаилом? Я так и думала. Я и его в прошлый раз допрашивала. Почувствовала, что он недоговаривает, как и вы.

Мы вышли – вернее, Быстрова вывела меня – на ухоженную часть кладбища. Ольга Николаевна остановилась у свежего могильного холмика.

– Вы знали ее? – спросила она. – Поэтому и приехали сюда?

– Ее нет в могиле, – сумел выдавить я из себя, хотя и понимал, что хожу по краю.

– Почему вы так решили?

– Я бы не хотел отвечать на этот вопрос. Но знаю точно. Ее здесь нет.

– И я это знала прежде, чем вы решились признаться.

– Откуда?

– По документам она похоронена в другом месте. А этот участок даже кладбищем официально не считается. Вы раскапывали могилу? Хорошо, хорошо, можете не отвечать однозначно. Я ваш ответ знаю и без слов. Просто так сильно испачкаться глиной можно было только здесь и ночью, днем человек осторожнее.

– Там бревно в гробу было, обычное еловое бревно, – признался я. – И что теперь? Эксгумация?