«Почто плюхаешься? — сурово вопросил он меня, почесывая живот. — Почто болотников не гоняешь?» — «Болотников?» — переспросил я, не совсем понимая, что это такое и почему я их должен гонять. «А для чего тебя еще Вольдемир-князь сюда послал, орясину?» — оскалился тот, снимая с плеча веревку. Увидев это, я решил благоразумно умолчать о том факте, что никакой Вольдемир никуда меня не посылал по причине того, что о правителе или рыцаре с таким именем я никогда не слышал. Площадно ругаясь, нежданный спаситель вытащил меня на твердую землю и, даже не дослушав благодарности, хлопнул по спине: «Ладно, паря! С непривычки оно и не зазорно. Ну, я пошел». «Куда?» — растерялся я. «Куд-куда! Ужин готовить да баньку топить». — «А я?» — «А ты — меч в зубы, и во-он по той тропинке, только я тебя прошу: больше в трясину не лезь». — «И что?» — «Аккурат на логово болотников набредешь. Да построже там с ними, окаянными, а то совсем житья нет! А как управишься, приходи. Почистишься, обсохнешь, меду выпьем». Делать нечего. Боясь оскорбить спасителя или неведомых болотников незнанием ритуала, я, как мог, очистил свой верный меч от грязи, взял его в зубы и направился по указанной тропинке.

Болотники оказались уродливыми приземистыми существами, чем-то отдаленно напоминающими помесь нашего тролля с жабой. Видимо, ритуал с мечом в зубах я выполнил как надо: завидев меня, большинство из них тут же обратилось в бегство, весьма быстро и ловко передвигаясь по зыбкой и неровной почве на своих кривых ногах с широченными перепончатыми ступнями, а остальные упали ниц и закрыли руками голову. Как я ни пытался растолкать их, чтобы, согласно все тому же ритуалу, строго погонять, эта затея не увенчалась успехом. Вконец отчаявшись, я выбрал одного, самого толстого и представительного, взял его за ногу и, невзирая на слабые попытки освободиться, потащил обратно. Я надеялся, что Бородуля погоняет его с большим успехом.

К своему немалому облегчению, дом я нашел без труда по поднимающемуся из трубы дыму. Бородуля как раз колол во дворе дрова. Увидев меня и болотника, оставляющего спиной широкий след в грязи, он пришел в явное замешательство.

«Прошу меня простить, сударь, но ваше поручение я не выполнил, — покаялся я. — Едва заметив меня, почти все болотники разбежались в разные стороны. Помня ваше предостережение, я не решился их преследовать, а вместо этого доставил одного сюда. Так что если вы уже приготовили ужин и истопили баньку…»

Договорить мне помешал болотник. Вывернувшись из моей руки, он одним прыжком оказался у ног Бородули, обхватил их, и изо рта его полилось кваканье и бульканье, а из глаз — слезы. Человек что-то ответил на том же квакающем языке, болотник быстро-быстро закивал, выдал еще одну длинную фразу, потом бросил на меня затравленный взгляд и упрыгал прочь со скоростью шаровой молнии.

«Ну, богатырь, — покачал головой Бородуля, — сколь живу, а такого не видывал. Нагнал же ты страху на болотников! Этот толстый у них за старейшину. Представляешь, поклялся не только не озоровать боле, но и сорок верст гатей настелить и во всем проезжающим помогать, только бы ты обратно к князю Вольдемиру уехал. И не думал, не гадал, что в Пределе нашем такие богатыри водятся! Силен!»

«В каком Пределе?» — машинально спросил я. «Дык ведь, вестимо, в каком. В Дальне-Руссианском, — охотно откликнулся хозяин. — Али на поле ратном по голове часто били, коль о таком спрашиваешь? Да и баешь все больше странно, не по-нашему…»

И тут я все понял. Мои мысли, высказанные вслух, ифрит принял за третье желание. Я действительно очутился в Дальне-Руссианском Пределе. Бородуля же, как оказалось, давно отсылал местному правителю князю Вольдемиру прошение прислать какого-нибудь доблестного рыцаря, или, как тут говорят, богатыря, чтобы приструнить распоясавшихся болотников, разрушающих гати и завлекающих проезжающих в столицу купцов с товарами в трясину. Так что, когда я появился, простодушный бородач решил, что я и есть долгожданный избавитель.

К стыду своему, должен сознаться, что я не рискнул разубеждать Бородулю и солгал, что по дороге сюда сразился с неким великаном, который, прежде чем испустить дух, ударил меня по голове своей дубиной. И теперь я страдаю дефектами речи и выборочными провалами в памяти. Вот, например, совсем не помню, ни кто такой князь Вольдемир, ни где он живет… «Вот горе-то какое! — всплеснул руками тот. — Хоть как звать-величать-то тебя не позабыл?»

Я уже хотел было назваться, но потом подумал и решил, подобно славным рыцарям прошлого, выбрать себе какое-нибудь вымышленное имя, чтобы благодарные люди превозносили меня за мои деяния, а не за титул и благородную фамилию. Или я не рыцарь… в смысле — не богатырь?! Или я… А что, неплохо звучит! «Меня зовут Илия-богатырь», — объявил я Бородуле. «Иди ты! — вытаращился тот. — Неужто сам Илья?» «Сам», — гордо подтвердил я. «А люди баяли, что тебе еще три с половиной года на печи лежать». «А мне надоело! Когда столько зла кругом, ни один ры… богатырь не смеет не то что лежать, а даже сидеть лишнюю минуту без дела!» — вдохновенно ответил я, с радостью видя на глазах Бородули слезы радости и умиления. Да, в этих землях явно давно не было настоящего защитника! Так я, сам того не зная, поступил на службу к князю Вольдемиру Красно Солнышко.

— А отчего у князя такое странное прозвище? — Испросила Глори, когда рассказчик перевел дух. — О, ваше высочество, нет ничего проще. Достаточно взглянуть на лицо этого господина, и все сразу становится ясно. Видите ли, оно у него круглое, как блин, и нездорово красное. Подозреваю, что Вольдемир страдает полнокровием, что вкупе с его страстью к крепким спиртным напиткам и невоздержанностью в отношении прекрасного пола весьма прозрачно намекает на возможность скорого апоплексического удара.

— А почему вы сказали, сэр Шон, что поступили на службу, сами того не зная? Разве это не был осознанный выбор?

— И да, и нет. Я, разумеется, был совсем не против поступить на службу к какому-нибудь могущественному и достойному правителю, тем более что в болоте утонул мешок со всем моим имуществом, но сперва желал немного освоиться в Пределе. Однако судьба распорядилась иначе. Сначала мы мылись в бане, и я едва не преставился — мой радушный хозяин напустил такого пару и так крепко отхлестал меня березовыми ветками, что в конце я самым малодушным образом взмолился о пощаде. А потом мне, едва стоящему на ногах, поднесли литровый ковш местного меда и приказали выпить его залпом. Больше о том дне я ничего не помню.

Очнулся я в телеге, лежа на мягких шкурах. Телега двигалась, немилосердно скрипя и подпрыгивая, а голова моя болела так, будто по ней и впрямь кто-то стукнул дубиной. Не удержавшись, я тихо застонал.

«Очнулся?» — поинтересовался сидящий на козлах Бородуля. Говорить я не мог, лишь слабо кивнул. Но даже от этого невинного движения меня так замутило, что я сжал виски руками. «Эк тебя, бедолагу! — сочувственно вздохнул бородач, извлекая откуда-то большую плоскую флягу. — На, полечись». Глотнув из фляги, я тут же вновь провалился в небытие. Краткое просветление возникло в тот момент, когда меня куда-то несли пять здоровых мужиков, а Бородуля бегал вокруг и причитал: «Полегче, братушки, полегче! Все-таки три с лишком года Илюша недолежал, в полную силу не вошел!» Я хотел было ответить, что он не прав, и тут двое передних мужиков с размаху раскрыли дубовую дверь моей головой. Последнее, что я услышал, прежде чем свет в очередной раз погас в моих глазах, было их удивленное: «Гляди-ка! И впрямь — недолежал!..»