долгую жизнь. Но вот человека, знающего действительный год моего рождения я встречаю впервые. Да еще столь молодого с виду человека. А может мы выделись где-то в Риме? В Настоящем — итальянском Риме. Сейчас, наверное, там уже развеялась вся радиоактивная пыль. Наверное и жить там уже можно. Вы там не были? Мы там не встречались?

— Я конечно знаю, что Рим был в Италии, но где точно — даже не предполагаю. Не интересно мне это. Выгляжу я младше своего возраста, но не настолько. Все гораздо скромнее. — Искренне улыбнулась Лина.

— В год, когда умерли старики, мне было 67 лет. Я выглядел именно так, как и выгляжу сейчас. После принятия Индийского укола я не постарел ни на год. Мне повезло, многие же монахи, которые и сейчас бы наверное жили, погибли в том теракте. Трагедии, которая уничтожила настоящий Рим. За два дня до этого, я был отправлен с миссией в Польшу. Там нашли уникальные старые иконы. Я, видите ли, специалист по средневековым иконам Рима. Найденные иконы оказались подделками. Где-то начала 20-го века. Не ранее. А жаль, ведь именно они и спасли мне жизнь. Интересно, существуют ли они сейчас, или давно истлели? Это были талантливые подделки. Потом я скитался. Рисовал, лечил, учил и просто молился в горных пещерах. А когда появилась Инквизиция, то занялся своей привычной работой — проповедовал. А что было делать? Это то, что я умею лучше всего. В этом месте я прожил последние 30 лет. Тут, рядом, в монастыре. Три года я занимаюсь исключительно поддержанием порядка в Парке, где вы меня и нашли. Хорошая, спокойная работа. Привыкаю к земле, так сказать. Но скоро ли она меня примет? Хотя… лет 500, вот так спокойно и прожил бы. Работал бы со своими люсами, в этом парке. Люсы, кстати, мои личные. За парком, у озерка, у меня небольшая келья. Что мне еще надо? Надеюсь, вы не против того, что я иногда молюсь богам своей старой жизни? Вы удовлетворены моим рассказом?

— Удовлетворена. Живите, вас никто не тронет. И про наш разговор, и про свой реальный возраст, и про свои тайные молитвы, лучше никому не говорите. Здоровее и целее будете.

— Я это уже давно понял. Можно идти? Мне моих люсов проверить надо. Привык я к ним. Без меня им будет хуже.

— Да, идите. Вы свободны.

Старичок встал, кряхтя. Еще раз, какой-то мудростью во взгляде, посмотрел на Лину. Затем, развернувшись на двух ногах (как это делают военные), довольно бодро вышел из маленькой допросной. «На завтрак он уже опоздал», — подумала Лина, — «Нужная информация получена. Может где-то этот старик и пригодится.»

Лина уже хотела выйти, но в помещение постучали и знакомы голос охранника спросил:

— Лина, можно к вам?

— Да, входи!

— Лина, там на аудиенцию просится глава местного монашеского ордена, можно?

— Да, пускай входит!

Охранник, два раза не сильно стукнул кулаком по двери, как знак «Впустите», но сам остался внутри.

В комнату вошел молодой монах в рабочей серой одежде. Он поклонился и взглянул на Охранника. Лина поняла, что беседа должна быть конфиденциальной. Просканировала монаха. Тот оказался абсолютно прозрачным для сканирования инкубаторским. В его помыслах не было ничего опасного. Лина подала охраннику жест, достала из специального внутреннего кармана куртки свой вездесущий титановый штырек и охранник после этого удалился.

— Мисс Лина, называйте меня Джим. Гонсуэлло сейчас находится вместе с Такером, в отцепленном от поезда вагоне. Такер занят… Делом. — Джим оглядел стены помещения и жестом дал понять, что говорить тут, возможно небезопасно. — Я приглашаю вас в наш монастырь. Там, за чашкой чая мы сможем продолжить беседу. Тем более, что уже есть с кем ее продолжить.

— Понятно, раз так все серьезно, то я не против выпить чашку-другую хорошего чая. А у вас есть кофе? Или только чай? — спросила Лина направляясь к выходной двери и пряча свой штырек в привычное для него место. Монах смиренно последовал за ней и уже в коридоре ответил Лине:

— Мисс, у нас же монастырь. Зачем нам излишества? Кофе у нас нет, но у нас есть шикарный зеленый чай из Индии. Только ради этого чая стояло бы сюда приехать. Да и безопаснее там, чем в этой гостинице. Тут всякие останавливаются. Вон, делегация с Польши заселяется. Мало ли, что это за люди. Христиане ведь. Какое к ним доверие? Тем более, что среди них есть пару «мутных». — Лина с удивлением посмотрела в глаза Джима, она не ожидала от него такой откровенности и снова машинально просканировала его. Монах кивнул и продолжил:

— Да, да именно это я и хотел сказать. Монастырь имеет в своем распоряжении небольшой автобус. Мы восстановили его просто из металлолома. Так что доедем быстро и с комфортом. Люди уже работают и интересная информация уже есть. — Монах сделал ударение на слово «уже» и снова, семеня на ходу, поклонился Лине. Охранники следили за каждым жестом Джима. После последнего поклона, один из охранников оттеснил Джима от Лины. Монах покорно посторонился, всем видом показывая, что все понимает и не против такой беспардонности.

Автобус и вправду был сварен из кусков металлолома. Даже за тщательной покраской это было явно различимо. Однако внутри было все чисто, культурно и удобно. В конце автобуса окна отсутствовали, именно там охрана и уговорила расположиться Лине. Впрочем, она и сами понимала всю серьезность ситуации и не мешала им работать. В автобусе, кроме водителя, находились еще два монаха. Оба были явно атлетического телосложения. Джим их представил, как несущих службу в охране монастыря. И, добавил: «Они знают свою работу. Кроме того, по пути следования шествует несколько импровизированных монашеских патрулей. Мы тут все и всех знаем. Все будет нормально. У нас и связь своя имеется.» — Джим вытянул из кармана сутаны видавших виды черную рацию, как-бы хвастаясь уровнем организации работы в приграничном монастыре. Один из охранников, не без интереса, оглядел старую диковинку. Он, такое древнее устройство, явно и не видел ни разу.

Мир контрастов, где современное оборудование перемешано с тем, которое и для дедушек уже было старым. Даже богатые не гнушались многократным ремонтом своих вещей. И не потому, что экономили. В этом обществе было принято пользоваться вещами до тех пор, пока они могли быть отремонтированы. Но и даже после этого, многое служило в качестве источника запчастей. Что можно, то переделывалось в более простые вещи. Инквизиция поощряла такое. Все мастерские переделки и ремонта налогов почти не платили, получали целевые кредиты.