Она смущенно вытерла слезы, поблагодарила и ушла.

Я иногда рассказываю эту историю женщинам, которые в силу обстоятельств попали в подобную ситуацию. И они после этого часто молча уходят, а потом приходят на следующую консультацию совсем другие, с искрящимися глазами, спокойные, умиротворенные, веселые, сильные и гордые.

– Доктор, я хочу вам сказать, что теперь уже никогда, никогда в моей жизни не сможет произойти такая же ситуация, как у вашей пациентки, – говорят они и немного краснеют.

И я почему-то рад за них. Я, наверное, неправильный доктор.

«Доктор, я знаю, что я для него мало что значу. Он сам мне об этом сказал. Я знаю, что он женат. Я знаю, что у него есть другие женщины. Я знаю, что он при мне переписывается со своими любовницами. Я знаю, что он алкоголик.

Но, доктор, я верю, что у нас все будет хорошо…»

Не скрою, я люблю Ремарка. Но кто-то из нас явно плохо знает женщин. Или я, или он.

«Самая хрупкая вещь на Земле – это любовь женщины. Один неверный шаг, слово, взгляд и ничего восстановить уже не удастся», – пишет Ремарк.

«Ха-ха-ха, – подумал я. – Может быть, я вижу не тех женщин, но по любви тех женщин, которых я вижу, можно не только „неверно шагать“ (один неверный шаг – ха-ха-ха!), но и можно шагать в грязных сапогах грязно ругаясь, вытирая об их любовь ноги, унизительно, пошло и подло глядя на них (один неверный взгляд – ха-ха-ха!) и еще много что делая с ними (о чем я вам рассказывать не буду), и даже после этого они говорили мне: „Я так его люблю! Что мне еще сделать, чтобы он полюбил меня?“».

Нет, все же кое-что расскажу. Один высокопоставленный персонаж, сомневаясь в любви своей жены, периодически отлавливал на улице бомжа, поил его, привозил домой и заставлял жену у себя на глазах спать с ним, приговаривая: «Я тебя как собаку Павлова отучу изменять мне. На уровне рефлекса. Для профилактики».

Вы думаете, она перестала любить этого павловца? Ха-ха-ха.

А Ремарка я все равно люблю…

В один прекрасный момент я осознал, что, посещая Лувр, я ни разу не добрался до статуи Венеры Милосской (эротической звезды моего советского детства). Чтобы исправить это упущение, я специально пошел в Лувр с единственной целью увидеть Венеру Милосскую. Пришел. Увидел. Впечатлился. Следует заметить, что в зале древнегреческой скульптуры находится достаточное количество женских изваяний в разной степени одетости и многие даже с руками, но ни одна из них не производит такого впечатления, как Венера.

На обратном пути я не удержался и зашел кинуть взгляд на Мону Лизу, и был просто поражен. То, что я увидел, было результатом удивительного стечения случайных обстоятельств. В отличие от других людей мой взгляд на Венеру и Мону Лизу не был «замылен» десятками других шедевров, располагающихся между ними.

Я увидел Венеру, а потом сразу Мону Лизу, и понял, как они пронзительно похожи. Вернее не они, а их взгляд, поза, их отношение к зрителю. Чувство глубокого презрения, отстраненности, высокомерия и, не побоюсь этого слова, «пофигизма» наполняет все пространство вокруг этих двух женщин.

И море поклонников вокруг. Боже мой, все как в жизни…

Лет много назад у меня была клиентка, с которой был связан загадочный рабочий эпизод. Я не мог его понять много лет. Но однажды на супервизии случайно вспомнил его, и понял, в чем там дело. Надеюсь.

Итак, мы работали с клиенткой уже достаточно долго, и я знал все обстоятельства ее жизни. А она хорошо знала меня. Мы обсуждали все, но она наотрез, категорически отказывалась обсуждать со мной свои отношения с мужчинами.

– Вы сами – мужчина, доктор, – говорила она мне. – Вы тоже несовершенны и вряд ли сможете чем-либо помочь мне в этой области.

– Почему не смогу? – удивлялся я. – Давайте хотя бы попробуем.

– Не стоит, – настаивала клиентка, – я знаю, что эта тема – ваше слабое место, и мне не хочется ставить вас в неловкое положение.

– Как вы можете поставить своего психотерапевта в неловкое положение, обсуждая с ним межличностные отношения? – удивлялся я, но бесполезно.

Она всеми возможными способами уходила от темы. Я отступал. Потом снова осторожно копал в этом направлении. Снова упирался в глухую стенку. Копал с другой стороны. Снова натыкался на вежливый отказ. И так около года.

И вот спустя год я все-таки прокопал. И вот что мне оттуда выпало:

– Я с большим уважением отношусь к вам, доктор. Вы мне очень помогаете, но я не готова обсуждать с вами вопросы взаимоотношений мужчины и женщины, потому что как мужчину (вы ведь хотели, чтобы я сказала вам правду), именно как мужчину, я вас глубоко не уважаю и считаю, что вы такой же негодяй и подлец, как и все.

– Это почему же? – поинтересовался я, не готовый сдаться без боя.

– Я не хотела говорить, это произошло случайно, но я своими глазами видела, как вы на улице избивали свою жену, – призналась клиентка.

– Ой! – удивился я и честно признался: – Не избивал.

Клиентка понимающе посмотрела на меня, словно не ожидая другого ответа, и сказала:

– Я понимаю, что вам стыдно за это, возможно, это был плохой день, вы не сдержались, но не понимаю, зачем это теперь обсуждать. Я не хочу об этом больше говорить.

– Но я не избивал свою жену. Никогда. Нигде.

– Доктор, вы хотите, чтобы я перестала доверять своим глазам? Я видела это сама. Вы стояли напротив городской клинической больницы и били свою жену.

– Не бил. Ни напротив, ни за больницей, ни внутри больницы. Хотите, спросим об этом мою жену? – хитро предложил я.

– Нет, не нужно. Какой смысл спрашивать бедную, забитую (очевидно, мною) женщину, которая из страха перед вами скажет все, что угодно?

– А-а-а…

Тупик. Совсем тупик. Безвыходная ситуация. Что мне было делать?

Далее в течение двух лет работы я еще раза три предпринимал попытки с какой-нибудь стороны подобраться к обсуждению этой темы, но каждый раз наталкивался на холодное сопротивление: «Мы уже один раз обсуждали этот вопрос, зачем к нему возвращаться. Я доверяю своим глазам. Все мужчины одинаковые. Вы – не исключение».

У меня так ничего и не получилось. И здесь есть четыре варианта:

1. Я вру, и все так и есть: я бью свою бедную забитую жену (кто знает мою жену – можете уже смеяться);