– Никто и не говорит о романе. Делов-то на час. Заплатил, и готово.

– Сам-то пробовал?

– …

– …

– Я? Это я-то?

– Да, ты.

– Нет, что ты, я же говорил тебе, что у нас с Сильви как у молодоженов…

– Да-да, знаю, – сказал я, чтобы не развенчивать его ложь. По глазам было видно: он не сомневается, что так оно все и есть на самом деле. Вот что значит убедительная сила лжи: через какое-то время сам начинаешь верить.

На протяжении всего обеда Эдуар упорно твердил об одном и том же. В конце концов я и сам задумался. Так уж ли я преуспеваю на интимном фронте? Правда ли моя сексуальная жизнь в полном порядке? Или она превратилась во что-то рутинное, рациональное, не дающее никакой свободы, никакого воспарения? Обычно после секса я сразу засыпал. С чувством телесного комфорта, благотворной разрядки. Что еще нужно? Однако разговор с Эдуаром заронил во мне сомнения. Что, если мое недомогание действительно проистекало от какой-то подспудной неудовлетворенности. С годами желание понемногу выветривалось из нашего брака, но я не чувствовал, чтобы мне чего-то недоставало. Мне нравились женщины, я охотно смотрел на них, но не сказать, чтобы рвался кого-нибудь подцепить. Теперь же я готовился обходиться без секса до тех пор, пока снова не полюблю, и это не причиняло мне особых неудобств. И без того забот хватало. Постоянная боль в спине отгородила меня от чувственных удовольствий. Может, Эдуар говорит дело? Может, поцелуи, ласки, оргазм способны разжать железную хватку страданий? И ключ к развязке запрятан в женском теле?

Достаточно краткого экскурса в историю, и станет ясно, что сексуальная свобода была и остается панацеей от всех бед. Все просто: при каждом кризисе мы продвигаемся еще на один шажок в раскрепощении нравов. Нефтяное эмбарго сделало возможной легализацию абортов (1974). Политику жесткой экономии после девальвации подсластили первые порнофильмы (1984). И так далее – вплоть до нашего времени, пораженного глубочайшим кризисом. Что же мы делаем? Мы возвращаемся к ценностям любви. Все давай жениться. На улице совершенно незнакомые люди предлагают вам обняться – free hugs[24]. Обществу, видно, и впрямь приходится худо, если в нем так остервенело любят друг друга. Все как будто увязывалось. Я нуждался в любви, мне нужно было выплеснуть то, что я по безволию копил в себе. Да, Эдуар прав: боль в спине говорила… громко кричала об эмоциональном голоде. И все-таки я как-то не думал связываться с профессионалкой. Но мой товарищ настаивал:

– Когда так больно, нужна умелая женщина.

Оказывается, есть такой сайт, где можно все найти: и объявления, и отзывы предыдущих пациентов… то есть клиентов.

– Девочек оценивают. В чем они ого-го, в чем так себе. Насколько вообще обходительны. Честно ли отрабатывают или халтурят. И много еще чего…

– …

Его как будто и не коробило, что можно вот так оценивать человеческое существо. Заметив мое замешательство, он добавил:

– Это везде так. Учителей оценивают. И даже зубных врачей.

– Серьезно?

– Да, есть сайт, на котором пациенты оставляют отзывы. Ничего не поделаешь, теперь всюду рулит рейтинг. Если собираешься в театр, в кино или приглядываешь гостиницу, смотришь сначала, что сказали другие.

– …

– Ну так вот, это касается и проституток.

Понимал ли Эдуар, что вид у него был, мягко говоря, поднаторевший? Я притворился, будто не усматриваю в этой его осведомленности ничего подозрительного. Когда мы поели и вышли на улицу, я сказал ему, что переселяюсь в гостиницу.

– Но зачем? Оставайся у нас, сколько пожелаешь.

– Мне надо немного побыть одному. Со мной такого никогда не бывало.

– А-а… В любом случае, захочешь вернуться – милости просим. Ты знаешь, мы рядом.

– Да, я знаю.

– Сильви расстроится.

– …

– Она с таким удовольствием возилась с тобой, готовила тебе всякие вкусности… Ну, знаешь ее… она у меня чувствительная…

Я пошел куда глаза глядят, подыскивая себе гостиницу. Я был туристом в своем собственном городе. Случалось, конечно, что я мечтал послать все к черту и вырваться из житейской круговерти. У кого не бывает таких мыслей! Изменить жизнь, начать все сначала. Но у меня бы никогда не хватило духу. И вот судьба сама решила за меня. Я вдруг оказался совершенно неприкаянным. Почти не понимал, что чувствую. Я не был ни счастлив, ни несчастлив. Мое существование перешло в какую-то особую и, надо заметить, безболезненную фазу. Я боялся, что просто-напросто зачерствел, но тут было другое. Теперь я стал пассажиром на корабле своей жизни. Не стоял у штурвала, а просто находился на борту, отдавшись ходу событий. Моей спине эта непривычная летаргия была явно по вкусу. И почему я столько лет портил себе кровь из-за пустяков?

Я стоял перед какой-то гостиницей. Невзрачное заведение под вывеской “Пирамиды”. Я вошел. За стойкой, где записывают постояльцев, – никого. Поскольку звонка не имелось, я звучно прочистил горло – первое, что пришло мне в голову, чтобы обозначить свое присутствие. Откуда-то вынырнул мужчина лет пятидесяти. Смуглый, с пышными усами и носом в форме равнобедренного треугольника, он был похож на египтянина. Этим наверняка и объяснялось название гостинички.

– Прошу прощения, я занимался отчетностью.

– Что вы, ничего страшного.

– Чем могу помочь?

– Я бы хотел снять номер.

– На ночь?

– Да, а может, и на подольше.

– Что же, прекрасно, как скажете, – ответил он, как будто чуть удивившись, что здесь можно задержаться на несколько дней.

Он проводил меня в номер, который показался мне чудесным. В нем не было ничего примечательного, и он скорее был тесноват. Но окно выходило во внутренний дворик, с виду очень тихий. Такие гостиницы можно увидеть в фильмах семидесятых годов, в жизни они почти перевелись. Кровать, письменный стол, кресло: что еще нужно для счастья человеку непритязательному! Санузел был соответствующий: функциональный. Ничего лишнего. Я сказал, что меня все устраивает. Мой провожатый сообщил, во сколько подают завтрак, и вышел из комнаты, прибавив: “Хорошо вам отдохнуть”. Значит, вид у меня был здорово измочаленный. С одной только сумкой, небритый – всякий подумает: человек в бегах.

Я вытянулся на кровати. Матрас был мягковат. Я боялся за спину. Тем более что боль снова давала о себе знать: сказывался утомительный день и мои хождения. Не считая этого, я чувствовал себя, в общем, неплохо, но мне еще столько всего предстояло. Этот номер был островком в бушующем море. Я, конечно, привирал, когда говорил, что в моей жизни наступает интересная пора. Меня пугало то, что ждало впереди.