В зависимости от времени года две-три такие дамы гарцевали рядом с ним, сидя боком в седле. Что до самого Жана, то он вешал на шею золотую цепь с нацепленной на нее фигуркой – издалека она могла сойти за орден Золотого руна.

Прежде чем ему въехать в деревню, где в тот день остановился я, в нее вступил авангард из наемников. Эти наглецы принялись расчищать главную улицу и умудрились в ажиотаже наподдать Марку. Тот в отместку собрал толпу крестьян, которые в другой ситуации просто смирились бы. Когда появился Жан де Вилаж, в шляпе с пером, в сопровождении своих девок, головорезов и дорожных сундуков, на улице уже разгорелась нешуточная потасовка. Мы прибыли накануне поздно вечером, и я еще находился в своей комнате, в полудреме, когда услышал крики на лестнице. Жан, намеревавшийся дать серьезный отпор, узнал Марка. И вот они оба уже поднимались, чтобы вытащить меня из постели.

О моем присутствии Жан тотчас растрезвонил по всей деревне. Бургомистр, аптекарь и каноник в сопровождении спотыкающегося трактирщика явились засвидетельствовать мне свое почтение. Раскрытие моего инкогнито произвело эффект, который Жан считал чудотворным. К тому же он воспользовался им в своих интересах, повсюду представляясь компаньоном мессира Кёра. А я в результате лишился непринужденной и спокойной обстановки. Я никак не мог объяснить Жану, что эта сторона богатства мне претит. Добрые люди, перед которыми он щеголял моим могуществом, в любом случае не могли предложить мне ничего, кроме того, что у них было. Моя пуховая подушка и матрас, набитый конским волосом, от этого ничуть не изменились. Все, что я получил, раскрыв, кто я такой, – это выражение почтения одного-двух обывателей, готовых предоставить мне своих дочерей, если не жен, в надежде, что им перепадет малая толика моего благосостояния.

* * *

Единственное место, где я решительно не мог уклониться от роли казначея и влиятельного человека, был мой родной город. Масэ продолжала восхождение по общественной лестнице, начав его еще в те времена, когда наше богатство было скромным и, так сказать, обозримым. Тогда она соотносила свои расходы с нашими средствами, а недостаток последних препятствовал чрезмерным тратам. Теперь же ее начинания не знали разумных ограничений. Ей нужно было найти свой предел желаний. Новое положение вскружило ей голову, и она пыталась справиться с этим, уединившись на некоторое время в монастыре.

Вышла она оттуда с готовым планом действий. Ее решение состояло в том, что перемены не должны затрагивать лично ее. Она по-прежнему будет одеваться просто, хотя ткани, драгоценности и притирания будут наилучшего качества. Все нажитое нами богатство пойдет в семью, а значит, прежде всего нашим детям. Она наметила для них блестящую карьеру, почти желая, чтобы на их пути возникали многочисленные препятствия, – тогда она с удовольствием помогала бы их преодолевать.

Как я и ожидал, она потребовала, чтобы мы выстроили новый дом. Сначала я решил, что она хочет просторный особняк. Я готов был возвести для нее самое красивое здание, но не догадывался, что планы ее пойдут куда дальше. Перед Рождеством у нас состоялась дружеская беседа на эту тему в духе наших новых отношений, отмеченных взаимным уважением и некоторым холодком. Масэ без обиняков дала мне понять, чего она хочет: у нас должен быть дворец.

В первый момент я принялся возражать. Меньше всего мне хотелось кичиться своим богатством. Я все еще мыслил как человек, на которого богатство свалилось внезапно: мне казалось, что люди простят мне успех при условии, что он не будет бросаться в глаза. Любой показной триумф вызвал бы гнев со всех сторон, и в первую очередь со стороны короля, который был вполне способен разрушить хрупкое здание моего предприятия. Он мог лишить меня должности казначея с той же легкостью, с какой пожаловал ее мне. Все услуги, которые я ему оказывал, особенно сбор налогов, я представлял как неприятные обязанности, которые с неохотой взваливаю на себя. Но поинтересуйся кто-то моими доходами, и всем стало бы очевидно, что королевские поручения вовсе меня не обременяют, а способствуют моему обогащению, и тогда многочисленные голоса потребовали бы лишить меня их. Честно говоря, больше всего я страшился самого короля. Я знал о его темной, завистливой и злобной сущности. Кичиться роскошью и могуществом было опасно, поскольку это могущество напрямую зависело от его доброй воли. Более того, строительство дворца поставило бы меня на одну ступень с принцами крови, которых он ненавидел. Масэ отмела все аргументы взмахом руки, и я понял, что она не отступит. В конце концов, преимущество столь амбициозной постройки заключалось в том, что она займет немало времени. С момента приобретения земли до завершения строительства дворца пройдут годы. Я мог надеяться, что за это время мое положение укрепится и что все, начиная с короля, привыкнут к моему богатству настолько, чтобы примириться с его внешними проявлениями.

Я уже упоминал, что во времена римлян наш город был окружен высокой стеной. С тех пор Бурж вышел далеко за ее пределы. Новые сооружения, возведенные у основания стены, опирались на нее. Местами она была разрушена, и горожане брали там камень для строительства. С южной стороны значительная часть древней крепостной стены осталась нетронутой, и я решил приобрести ее. На одной из ее оконечностей сохранилась высокая башня. Таким образом, это владение было не просто голой землей, а представляло собой застроенный участок. Теперь всякий, кто проходил мимо башни, говорил: «Вот будущий дом Кёра». Этого было достаточно, чтобы унять нетерпение Масэ, жаждавшей похвалиться перед всем светом. Я воспользовался ситуацией и затягивал улаживание формальностей, связанных с покупкой земли. Поскольку меня вечно не было на месте, чтобы подписать договор купли-продажи, дело тянулось, временно отдаляя нависшую надо мной угрозу.

Самое странное, что в тот момент, когда я отверг претенциозный проект Масэ, я нежданно-негаданно сам сделался владельцем замка. По правде сказать, это произошло далеко не случайно. Поскольку я ссужал деньгами огромное количество безденежных дворян, порой кто-либо из них, загнанный в тупик менее сговорчивыми кредиторами, бросал свои владения, чтобы избежать тюрьмы. Ловкие заимодавцы захватывали земли, которые все еще чего-то стоили. Защищенный поддержкой короля, я не был слишком разборчив, поэтому мне доставались старые дома, то есть имущество, которое никому не было нужно, так как не приносило никакого дохода, а содержать его было дорого. Именно так мне и достался мой первый замок.

За ним последовало немало других. Их невозможно перечислить, к тому же я далеко не все смог посетить. Но тот, первый, я никогда не забуду. Тот замок вряд ли вызвал бы зависть у короля. Меня не могли обвинить в желании кичиться своим богатством. Это было загородное поместье, укрывшееся в низком сыром месте долины в Пюизэ, вдали от города. Постройка состояла из четырех высоких башен, прильнувших друг к другу, словно сиамские близнецы.

Глухие фасады были испещрены длинными бойницами, словно шрамами, полученными в бою. На дороге, ведущей к подъемному мосту, всякому становилось ясно, что этот замок существует лишь для своей округи. Ни один монарх не стал бы задерживаться здесь, никто не потрудился бы взять замок штурмом. Он вырос среди подлеска, как гриб на влажной земле.