В полдень начнется “Тур де Франс”. Мне предстоят три недели, когда я буду занят днем. Я люблю эти бесконечные прямые эфиры. В первые часы слушаю бельгийского комментатора, а под конец, когда напряжение возрастает, включаю радио “Тур де Франс” и смотрю трансляцию по телевизору.

воскресенье 30 июня

Полдела сделано. Ровно шесть месяцев назад я начал вести дневник. Пять или шесть дней пропущено из-за болезни. Недурно, да? Это не само получилось. Сюжеты не всегда возникают спонтанно, и слова нужно осторожно взвешивать. Но обет писать обостряет взгляд и держит в форме. Услышав что-то занимательное, я должен это запомнить, ведь память – одно из самых слабых звеньев нашей хрупкой жизни. Спасает положение маленькая записная книжка, но ею нельзя пользоваться открыто. Подозрительные взгляды подстерегают повсюду.

– Вы все время что-то пишете, Хендрик. Прочтите что-нибудь.

– Я работаю над мемуарами. Когда закончу, каждый сможет их прочесть.

Большинство желает знать, пишу ли я о них самих, а я отвечаю, что пишу, но без упоминания имен, и, чтобы успокоить собеседников, добавляю:

– Только позитив, разумеется!

Это их устраивает, но они считают, что я малость чокнулся на своих мемуарах.

“Тур де Франс” стал меня пугать. В прошлом и позапрошлом году было столько травм, гонщики так часто грохались на асфальт, в том числе всегда несколько ребят из Нидерландов, что у меня пропадало всякое удовольствие от зрелища. Нынешнее начало тоже не сулит ничего хорошего. Первым снова рухнул наземь национальный лузер Джонни Х. К счастью, он врезался в рекламный щит, а не в колючую проволоку. Потом произошло еще несколько падений. Жаль, что так быстро освободили автобус, чуть не застрявший под финишной аркой. А какой нехилый мог бы разразиться скандальчик.

понедельник 1 июля

Утром Эверт на такси уехал в больницу. Я только что ему звонил. Сейчас он лежит в ожидании хирурга, оперировавшего его в прошлый раз.

– Не то чтобы он мой закадычный друг, но докторов не выбирают.

Законы свободного рынка на докторов не распространяются. По крайней мере, когда речь идет о страховой медицине. Разумеется, если вас зовут Беатрикс, – другое дело. Впрочем, может, она просто дополнительно застрахована?

Никому не известный бельгиец, который никогда не выигрывал ничего существенного, на десять метров опередил напирающую группу соперников и выиграл этап “Тур де Франс”. Даже если вы не любитель велосипедного спорта, вы рады, когда Мальчик-с-пальчик побеждает великана, а Давид – Голиафа. Я люблю неудачников. Хотя бы за то, что они не хнычут, когда проигрывают.

Гритье написала самой себе длинное письмо и приклеила его к кухонному шкафчику. В нем она сама себе напоминает, что у нее альцгеймер, и оценивает всевозможные проблемы, какими это чревато. Советует себе сохранять присутствие духа, когда внезапно съедет с катушек. Заканчивается письмо так: “Катушки – еще не все. С приветом, Гритье”. Ее обращение к самой себе так трогательно. Она своеобразно относится к своей болезни. Спросила меня, как потом среагирует на свое же письмо. Но к тому времени, когда я найду ответ, она уже вряд ли меня поймет. Сюрреалистическая ситуация.

вторник 2 июля

Эверт боится потерять как минимум еще несколько пальцев. Хирург выглядел очень озабоченным.

– Вы недовольны результатом вашей работы? Той, что вы проделали в прошлый раз? – спросил его Эверт.

Да нет. Доктор не стал бы так формулировать. Он предпочел говорить о “непредвиденных осложнениях”. Не родился еще тот доктор, который искренне признает, что совершил ошибку. И пекарь может ошибиться, но подгоревший хлеб не представляет опасности для жизни. А если хирург ампутирует не ту ногу… значит, ошиблась сестра – поставила крестик не на том месте в истории болезни. Высоким деревьям достается много ветра, но у них всегда есть страховка от урагана. Едва запахнет жареным, медицинские светила срочно оказываются где-то в другом месте и снова на высоте. С сохранением прежней зарплаты.

Эверта будут оперировать в четверг. До этого времени ему прописан постельный режим. Он надеется, что его хирург не держит на него зла и не применит во время операции тупой скальпель.

Я все еще под впечатлением нашего телефонного разговора. Завтра пойду навестить его. Придется снова захватить с собой бутылку голубой минералки от “Болса”. И несколько открыток от соседей с пожеланиями скорейшего выздоровления. Эти старые скряги экономят на почтовых марках.

среда 3 июля

Сегодня утром ездил в больницу к Эверту. Тяжко. Ведь надо хоть немного излучать оптимизм, но не получается, если на душе так погано.

Больничный клоун из меня никакой.

В утешение себе могу сказать, что по сравнению с другим посетителем я был просто свет в окошке. Через две койки от Эверта сидела женщина, пришедшая навестить своего только что оперированного мужа. Она битых полчаса говорила исключительно о себе и своих невыразимых мучениях. И я сделал то, чего никогда не позволял себе прежде. Я спросил ее:

– Не лучше ли вам поменяться местами?

Эверт мигом развеселился, но женщина ничего не поняла и только подозрительно на нас покосилась.

– Мой друг хочет сказать, что вросший ноготь на вашей ноге куда страшнее, чем операция на открытом сердце вашего мужа. Так что вам лучше лечь на его место, – уточнил Эверт, не моргнув глазом.

– Не ваше дело.

После автобуса, застрявшего под финишной аркой, на “Тур де Франс” случилась еще одна беда, куда более страшная. В одной из телепередач показали, как в конце третьего этапа белая собачка, точная копия Бобби из комикса про Чубчика, перебегала дорогу прямо перед мчащимся на нее пелотоном. Так как собака была разорвана в клочья, “Тур де Франс” может привлечь массовый интерес наших жильцов, прежде всего дам. Никакие переломы и сотрясения мозга десятков гонщиков не идут в сравнение со смертью очаровательной собачки. Люди должны раз за разом ужасаться, глядя на повторы передачи, где это происшествие демонстрировалось в замедленной съемке.

четверг 4 июля

Согласно прогнозам, сегодня вечером в семь Эверт должен очнуться в палате восстановления. Такое вот симпатичное название: палата восстановления. Он обещал позвонить, как только сможет.

Скончался Маартен ван Роозендал. Никогда о нем не слышал. Сидим мы тут в глухом углу, куда проникает далеко не все. Только и умеем, что водить хоровод вокруг старого каравая.

Гритье одолжила мне диск с песнями Роозендала. Я спросил Гритье, кто он такой. Посоветовала послушать “Слишком поздний уход”. Никогда в жизни я не слышал такой прекрасной песни о старых людях. Я спросил Гритье, как она, на своей ранней стадии альцгеймера, может это слушать.

– Смешно, конечно, но он меня успокаивает. Вернее, помогает смириться. Но при сохранении энергии.