Неужели нижняя часть этого леса абсолютно пустынна? Да нет же, несколько раз Кхами замечал какие-то тени, скользившие между деревьями. Или это мираж? Он не знал, что и думать. В конце концов, после бесплодно проведенного получаса спутники уселись у подножия ствола боинии.

Глаза их начинали привыкать к темноте, которая, впрочем, понемногу рассеивалась. По мере восхождения солнечного диска к зениту отдельные пучки лучей стали проникать сквозь «потолок», укрывавший землю. И путешественники могли уже различать предметы на расстоянии двадцати шагов.

— Что-то шевелится вон там, — вполголоса произнес проводник.

— Животное или человек? — спросил Джон Корт, всматриваясь в указанном направлении.

— Как будто похоже на ребенка, — заметил Кхами, — маленького роста…

— Обезьяна, черт подери! — шепнул Макс Губер.

Застыв на месте, они хранили молчание, чтобы не спугнуть четверорукое. Если бы удалось его изловить, то почему бы… невзирая на демонстративное отвращение Макса Губера и Джона Корта к обезьяньему мясу… Правда, за неимением костра как же его запекать или обжаривать?

Существо приближалось к ним и явно не выражало никакого удивления или страха. Оно шло на задних лапах и остановилось в нескольких шагах от людей.

Каково же было изумление Джона Корта и Макса Губера, когда они узнали в подошедшем того самого малыша, которого спас и о котором так нежно заботился Лланга!

— Он… Это он…

— Определенно…

— Но если он находится здесь, то почему бы и Лланге не быть где-то поблизости?

— А вы уверены, что не ошиблись? — усомнился проводник.

— Совершенно уверены! — заявил Джон Корт. — Да вот сейчас проверим и убедимся!

Он вытащил медаль малыша, которую носил в кармане, и, держа ее за шнурок, стал раскачивать перед глазами ребенка.

Едва тот увидел блестящую вещицу, как одним прыжком приблизился к Джону Корту. Он уже не был слабым и больным, за три дня восстановил здоровье и вернул себе природную гибкость. И кинулся он к американцу с очевидным намерением завладеть своим добром.

Кхами перехватил его на лету, и уже не слово «нгора» прозвучало из уст ребенка, но какие-то другие, вполне четко произнесенные слова:

— Ли-Маи!.. Нгала!.. Нгала!..

Что означали эти слова на языке, неизвестном даже Кхами, ни он, ни его спутники выяснить не успели. Ибо внезапно появились другие экземпляры той же породы, только высокого роста, не менее пяти с половиной футов от пяток до макушки.

Кхами, Джон Корт и Макс Губер не смогли распознать, имеют ли они дело с людьми или с четверорукими. Сопротивляться дюжине этих «леших» из Великого леса не имело смысла. Проводника и его друзей схватили за руки, подтолкнули вперед, и они зашагали в окружении всей стаи.

Через полкилометра шествие остановилось. В этом месте наклонно росли два соседних дерева, что позволило закрепить их поперечные ветви, образовавшие нечто вроде ступенек. Если это и не было лестницей в полном смысле слова, то все-таки сооружение выглядело лучше, нежели трап или стремянка. Пять или шесть индивидуумов из эскорта ловко вскарабкались туда, а оставшиеся заставили пленников проследовать тем же путем, не применяя, впрочем, никакого насилия.

По мере того, как они поднимались, света становилось больше, он уже проникал через густую зелень, а местами в нее врывались пучки солнечных лучей, которых Кхами и его спутники были лишены с тех пор, как покинули берега реки Йогаузена.

Макс Губер был бы решительно несправедлив, если бы отказался отнести все эти события к разряду поистине необычайных вещей.

Когда восхождение завершилось — в сотне футов над поверхностью почвы, каково же было всеобщее изумление! Перед ними расстилалась громадная площадь, щедро озаренная дневным светом, конца которой не было видно. Над нею высились зеленые вершины деревьев. По всей поверхности выстроились в определенном порядке желтые глинобитные хижины, крытые листьями. Они образовывали улицы этого удивительного селения. Весь ансамбль представлял собой как бы воздушную деревню на огромном пространстве.

Повсюду разгуливали туземцы, похожие на подопечного Лланги. Постановка их корпуса, аналогичная человеческой, говорила о привычке ходить на ногах. Так что они имели право называться прямоходящими, по определению доктора Эжена Дюбуа, которое он дал найденным в лесах на острове Ява питекантропам. Эта антропологическая характеристика относится, по мнению ученого, к наиболее важным приметам промежуточного звена между человеком и обезьянами.[175]

Если антропологи могли бы сказать, что даже для наиболее развитых четвероруких, которые приближаются по своему строению к человеку, свойственно убегать от опасности на четырех конечностях, то, по всей видимости, это соображение нельзя было приложить к обитателям воздушной деревни.

Но Кхами, Макс Губер и Джон Корт должны были отложить на более поздний срок свои наблюдения и размышления по этому поводу, поскольку существа, занимавшие или не занимавшие место между животными и человеком, составляли в данную минуту их конвой и, продолжая беседовать на непонятном языке, вели их к хижине через толпу туземцев, взиравших на них без особого удивления. Дверь закрылась за ними, и они оказались узниками вышеупомянутой хижины.

— Хорошенькое дело! заявил Макс Губер. — Но меня особенно удивляет, что эти оригиналы не обращают на нас никакого внимания! Неужели они уже видели людей?

— Возможно, — пожал плечами Джон Корт. — Остается только узнать, входит ли у них в привычку кормить своих арестантов…

— А может быть, кормиться ими? — ядовито изрек Макс Губер.

И в самом деле, еще по сию пору в некоторых африканских племенах предаются каннибализму. Так почему бы и этим лесным жителям, отнюдь не более высокого уровня, не обладать привычкой есть себе подобных или что-нибудь в этом духе?..

В любом случае, однако, эти антропоиды по степени своего развития превосходили орангутанов с острова Борнео, шимпанзе из Гвинеи, горилл из Габона, то есть наиболее близких к человеку обезьян. Это неоспоримо. Ведь они умели разжигать огонь и использовать его для различных домашних надобностей: об этом говорил костер на первой стоянке, да и сам факел, пронесенный неизвестным гидом через темный лес. Вот тогда и подумалось, что бродячие огни на опушке могли зажечь именно странные обитатели этих мест.