Но Клаус Форман и Астрид Кирхгерр там бывали. На «Битлз» они наткнулись по чистой случайности. И стали поклонниками — первыми поклонниками-интеллектуалами. Они увидели в «Битлз» то, что до них никому не удавалось разглядеть.

Клаус родился в Берлине, в семье известного врача. В 1956 году он приехал в Гамбург и поступил в Художественную школу. Учился он на художника по рекламе, но еще занимался фотографией и так познакомился с Астрид, которая стала его подругой.

Астрид происходила из добропорядочной гамбургской семьи среднего класса. Изучала фотографию. К 1960 году они с Клаусом ушли из Художественной школы. Клаус делал рекламные плакаты для местных журналов (Гамбург — крупный издательский центр), Астрид работала ассистентом фотографа.

Они с Клаусом встречались около двух лет, и Клаус переехал в квартиру на верхнем этаже дома, где жила Астрид. Однажды вечером они слегка повздорили. Клаус один пошел в кино.

«Я вышел из дому и решил пройтись. На Гроссе-Фрайхайт услышал дикий рев из какого-то подвала. Я спустился посмотреть. Я в таких клубах раньше не бывал… А там все жестко. Крутые рокеры, с головы до ног одетые в кожу. Но группа на сцене и их грохот меня потрясли. Я тихонько где-то пристроился и стал слушать».

Клаус зашел в клуб «Кайзеркеллер», но на сцене были не «Битлз». Играла группа Рори Сторма с Ринго на ударных. А Клаус нечаянно сел рядом с музыкантами из другой группы клуба. «Я на них пялился — выглядели они ужасно странно. Пиджаки в черно-белую клетку. У самого нелепого — Стю, как потом выяснилось, — волосы зачесаны наверх, ботинки с длинными острыми носами и темные очки. Не настоящие солнечные, а такие темные стекла, которые прикрепляются поверх обычных очков… Они пошли на сцену, и я сообразил, что это вторая группа. Исполнили „Sweet Little Sixteen“, пел Джон. У меня совсем снесло крышу, даже больше, чем от Рори. Я глаз от них не мог отвести… Хотел подойти, заговорить с ними, но не знал как. Меня эти рокеры пугали. Я смущался, был не в своей тарелке. Но просидел там до утра. Все поражался, как они здорово играют, слаженно, мощно и весело. И скачут по сцене все время. Я прикинул — они в таком темпе играли восемь часов подряд».

Вернувшись домой под утро, он рассказал Астрид. Та возмутилась, что Клаус провел ночь в клубе в квартале Святого Павла. Он лепетал, какая там была великолепная группа. Астрид было неинтересно. Идти с Клаусом в клуб она отказалась. На следующий вечер он снова отправился один.

На сей раз он придумал, как познакомиться с музыкантами или хотя бы поздороваться. Клаус прихватил с собой конверт, который оформил для популярного сингла «Walk Don’t Run»[74]. Он уже сделал пару таких конвертов, хотя в основном работал с журналами. Решил, что «Битлз» будет любопытно посмотреть.

Он все сидел, постепенно подбирался к ним поближе. Наконец, когда «Битлз» спустились со сцены, чтобы перевести дух, Клаус подошел к Джону, которого счел лидером, и, заговорив с запинками на школьном английском, протянул пластинку.

Это не произвело на Джона ни малейшего впечатления. «Я помню, какой-то парень совал мне конверт от пластинки. Так и не понял, что ему было нужно», — говорит Джон. Он что-то буркнул: мол, художник у них Стю и обложку надо показывать ему. Клаус стал проталкиваться к Стю, но как-то не получилось. Тогда он снова сел, смущенный и напуганный, и опять всю ночь слушал музыку.

На третий вечер ему все-таки удалось вытащить Астрид, как она ни сопротивлялась, и еще с ними пошел Юрген Фолмер, друг Клауса.

«Когда пришли, я сначала испугалась, — говорит Астрид. — Но как увидела этих пятерых, забыла обо всем на свете. Не могу объяснить. Меня зацепило. Самой не верилось… Меня отчасти всегда привлекали „тедди“. Они хорошо смотрелись в кино и на фотографиях. А тут передо мной пятеро „тедди“ — волосы наверх, длинные бакенбарды. Я сидела разинув рот, шевельнуться не могла… Атмосфера там была устрашающая. Типичная публика с Рипербана. Сломанные носы, „тедди“ — в общем, полный набор. Мы их называем Schlägers[75]. Забияки, взаправду крутые».

Астрид и Клаус превозносили «Битлз», и в клуб повалили другие студенты. Они завели себе отдельные столики, заняли часть подвала. Такая публика, более изысканная и модная, постепенно подействовала на атмосферу «Кайзеркеллера», а затем стала ее диктовать.

Рокеры по-прежнему приходили, но уже были не в большинстве. «Теперь хозяевами были мы, — говорит Клаус. — С рокерами мы не враждовали. Я даже кое с кем из них подружился, хотя раньше с такими людьми не сталкивался… Там были забавные девчонки-рокерши, никогда таких не видел. Носили короткие широкие юбки поверх нижних, которые были так накрахмалены, что стояли колом. Когда девчонки танцевали, походили на грибы».

Почти все свободное время «Битлз» проводили теперь с Клаусом, Астрид и их друзьями. Битлы не говорили по-немецки, но некоторые студенты немного понимали по-английски.

«Неожиданно мы оказались среди художников, — говорит Джордж. — Все сплошь экзистенциалисты». «Они были потрясающие, — говорит Пол. — Разительно отличались от обычных немцев. И обожали Стю — как он изображал этакого Джеймса Дина». «Я их называл „экзисты“, — говорит Джон. — Первые немцы, с которыми мне захотелось поговорить».

«Джон говорил с акцентом — я его не понимал, — говорит Клаус. — Зато Джордж разговаривал медленно, и мы всё разбирали. Он очень был смешной. Уши торчат, затылок стриженый, а сверху шевелюра».

За неделю Астрид не пропустила ни одного выступления и наконец, набравшись храбрости, попросила разрешения их фотографировать. «Мы хорошо ладили, и я перестала их бояться. Увидела, что рокеры с Рипербана их просто обожают. В огонь и воду за них готовы». Астрид наскребла несколько английских слов и выпалила свою просьбу. «Я поняла, что они не против, хотя Джон отпустил несколько насмешливых замечаний. Он всегда говорил гадости про „фрицев“, прямо людям в лицо. Мне, правда, ничего такого не высказывал. И к тому же я все равно чувствовала, что на самом деле он совсем другой».

Вообще-то, ее не очень интересовало, что скажет Джон. Она хотела поближе узнать Стю. «Я в него влюбилась с первого взгляда. Честное слово. Не слащавые слюни и сопли, ничего такого. По правде его полюбила».

Они договорились встретиться назавтра на Рипербане. Астрид отвела их на ярмарку по соседству и поснимала там, а потом пригласила к себе на чай. Пит Бест не пошел. «Не то чтобы я был против тусовок — мне просто надо было новую кожу для барабанов купить, у меня накануне лопнула». Остальные четверо приняли приглашение. Астрид напоила их чаем — они были очень довольны. Они впервые оказались в немецком доме.

Комната была темна и таинственна. Освоившись с темнотой, начинаешь замечать, что в интерьере только два цвета — черный и белый. Буквально всё — стены, ковры, мебель — либо черное, либо белое. Вдоль стен, по потолку, повсюду росли деревья. Окно занавешено, горят свечи. Одна стена задрапирована черной тканью. Кто-то из них заглянул под нее — и увидел свое отражение в зеркале. «В тот период я увлекалась Жаном Кокто»[76], — поясняет Астрид.