Он отпустил ее руки и отступил на полшага.

— Опиши их снова, пожалуйста. Я думаю, что каким-то образом могу перенести нас к блинчикам.

Кили подняла бровь, думая, что с этим планом кое-что не так.

— Ладно, не хочу накаркать, но я хотела бы обсудить пару вопросов до того, как приняться расхваливать миссис Баттерсворт[21]. Во-первых, что за блинчики? Где? Что если мы появимся на завтраке в Сен-Квентин[22]?

— Какая-то проблема?

— Я так полагаю, что ты не смотрел «Переступить черту»[23]. Тюрьма, Джастис.

— Сен-Квентин или другая тюрьма, или вообще завтрак оборотней, — она помолчала. — А оборотни вообще едят блинчики?

— Не знаю, — сухо ответил он. — А знаю я, что в любом случае то, что мы уже не будем находиться в пещере глубоко под землей, в ловушке завала, явится улучшением наших теперешних условий.

— Понятно.

— Держи меня за руку, — приказал он.

Она схватила его руку и закрыла глаза. Кстати о сумасшедших, она может оказаться в обитой войлоком палате вместе с ним.

— Какого черта. Вкусные, мягкие блинчики, от которых исходит пар. Масло — настоящее масло, а не маргарин — тает и стекает с них. Кленовый сироп прямиком из Канады, налитый на блинчики, струится с блинчиков на тарелку…

Ее прервал его крик, но она не почувствовала никакого временного перемещения, как тогда, когда они попали сюда. Она открыла глаза и поняла, что ничего не изменилось. Они всё еще в пещере. Всё еще нет выхода.

Он не перенес их к блинчикам, несмотря на то, что ее воображение передавало насыщенный, аромат масла и кленового сиропа. На мгновение ее плечи опустились, но потом она попыталась не наседать на Джастиса.

— Это лишь первая попытка. Мы можем попробовать снова, — сказала она, добавив в голос немного оптимизма.

Но он совсем не обращал на нее внимания. Он смотрел на землю. Она взглянула вниз и рассмеялась.

Рядом с ними появилась идеально расстеленная скатерть. Тарелки с блинчиками, беконом, яйцами, сосисками покрывали каждый ее дюйм. Рядом с пустой тарелкой лежала аккуратно сложенная газета, открытая на страницах финансовых новостей, а сверху — очки.

— Ну что же, — дипломатично заметила она. — По крайней мере, ты перенес к нам блинчики. В следующий раз, возможно, ты сможешь поработать над доставкой кофейника.

Выражение ужасного возмущения на его лице заставило ее беспомощно рассмеяться. Она сложилась вдвое, схватившись за живот обеими руками, и смеялась, пока слезы не полились у нее из глаз. Может, это была истерика, может — усталость или потолок стресса, который не стоило переживать спокойному археологу. Или всё вместе охватило ее сразу, и она смеялась до боли в ребрах.

В какой-то момент она услышала тихий звук и, вытирая глаза, посмотрела и увидела, что Джастис хихикает. Это не было полноценным смехом, и не смешком. Но, по крайней мере, он хихикал.

Это было началом. Этот мужчина обладал чувством юмора. Она могла с этим работать.

Глубоко дыша, чтобы успокоиться до того, как смех превратиться в икоту, она плюхнулась на край скатерти и взяла вилку.

— Эй, если мы окажемся в тюрьме за воровство блинчиков, мы можем ими насладиться.

Его глаза потеплели, превратившись в растопленный нефрит, и она затаила дыхание. Странно, насколько что-то такое простое, как цвет глаз, могло так затронуть ее чувства.

— Я согласен. Я также умираю с голода.

Когда он сел рядом на другой стороне скатерти, Кили положила в рот кленовое блаженство и едва ли не замурлыкала, молчаливо благодаря повариху, которая, вероятно, теперь стояла посреди кухни с открытым от удивления ртом.

— Ох, ух ты! Это чудесно.

Он кивнул, выглядя действительно счастливым.

— В пустоте не готовят домашние завтраки, — сказал он хрипловато.

— О, я не… я не хотела лезть не в свое дело. Но если ты хочешь рассказать мне об этом, я с удовольствием послушаю, — предложила она, положив вилку на край тарелки.

Его челюсть напряглась, потом он расслабился. Что-то темное мелькнуло в его глазах до того, как он, наконец, кивнул.

— Может быть. Может быть, ты должна узнать. Я не всегда был похитителем симпатичных археологов.

Его улыбка была неуверенной, но свидетельствовала об огромном прогрессе, и она не могла не улыбнуться в ответ.

— Ешь, или я тебе ничего не расскажу. Ты такая худенькая, что легкая волна может сбить тебя с ног, — предупредил он ее.

— Я сильнее, чем выгляжу, — ответила она, но снова взяла вилку и воткнула ее в мягкую горку омлета.

Джастис в молчании поедал здоровую порцию завтрака, потом отставил тарелку в сторону.

— Ты видела моего… короля.

Она кивнула.

— Твоего отца.

Его лицо исказилось.

— Да, если хочешь. Не то, чтобы этот человек выказывал ко мне что-то кроме презрения. В любом случае, ты знаешь о заклятии — проклятии, согласно которому я не мог никому раскрыть обстоятельства своего рождения.

— Но ты же рассказал, не так ли? — сказала она, сложив всё, что слышала от других во время хаоса у портала. — Ты сказал им, когда принес себя в жертву, чтобы спасти своего брата и всех остальных.

— Самопожертвование — слишком благородное слово. Я сделал то, что сделал бы каждый, после того, как оценил бы ситуацию и разработал стратегию.

— Верно, разумеется. Многие бы из нас сдались… Что там было? Вампирше? Нет, постойте, вампирской богине. Чтобы спасти жизни других людей. Да. Ты прав. Это — не благородно. Я делаю это каждый день до завтрака. Дважды по пятницам.

Он прищурился.

— Не думай, что я не понимаю, что ты пытаешься совершить.

— Ладно. Я сама так редко знаю, чего пытаюсь достичь, что так мило, что ты видишь меня насквозь, — сказала она, насмешливо невинно раскрыв глаза.

Он рассмеялся, и удивительно, но она почувствовала себя очень счастливой. Кили решила не анализировать это ощущение.

— Продолжай. Ты не благороден, ты ушел с богиней, что потом? — ей пришла в голову неприятная мысль. — Богиня? Должно быть она очень красивая.