При всей спорности этой теории она обладает и несомненной продуктивной силой: используя аналогию отношений между геном и фенотипом, с одной стороны, и мемом и «меметическими продуктами» – с другой, Ричард Докинз заставляет нас сделать несколько вполне очевидных выводов.

Во-первых, данный подход позволяет нам задуматься над тем, где именно располагается наш совокупный «мир интеллектуальной функции». Да, мы привычно думаем о существовании некой культуры вне нас, но вне нас, объективно говоря, существуют только «меметические продукты», т. е. продукты культуры – фильмы, телепрограммы, книги, живопись, разнообразные языки, а собственно культура (наш МИФ) существует исключительно на естественном «материальном носителе» – внутри конкретных голов (в каждой по чуть-чуть). Да, можно сказать, что вот, мол, существуют же «мертвые языки» – и ничего. Но и они существуют ровно до тех пор, пока есть мозги специалистов, занимающихся их изучением. Как только не станет таких мозгов, исчезнет и соответствующий мертвый язык – как мы и сейчас не можем прочесть критское «линейное письмо А» или не знаем, какая музыка звучала в античных театрах.

Но пример «мертвых языков», честно говоря, может быть и не самый удачный, ведь речь идет не просто о доступности какой-либо информации (может быть, и слава богу, что мы не знаем, о чем писали древние критяне на своих черепках), речь идет о понимании этой информации – о сложности «объектов», все еще сохраняющихся в мире интеллектуальной функции. Современный молодой человек и в самом деле не способен понять, чем была плоха жизнь в Советском Союзе, что такое фашизм, или ответить на вопрос, почему «Гамлет» или «Анна Каренина» считаются великими произведениями литературы (я уж не говорю о каких-то менее раскрученных литературных «брендах»). Его мозг не сохранил соответствующих опций, а значит, знание, которым он как бы владеет, в действительности оказывается фальсифицированным – он знает слова, но не бартовские знаки, он пользуется не понятиями, а фальсификатами. А это значит, что совсем скоро соответствующее знание в принципе будет вытеснено и останется только ждать очередной эпохи Возрождения, если случится что-то поистине драматическое, и сложное устройство мира интеллектуальной функции еще зачем-то человечеству понадобится.

Во-вторых, что уже, впрочем, понятно и из первого пункта, нам не следует переоценивать силу и устойчивость культуры – мир интеллектуальной функции способен достаточно быстро деградировать, если в массе своей мозги перестают справляться с информационной нагрузкой и прибегают к постоянному упрощению ее объектов, а также начинают их системно игнорировать. Догадываюсь, что процент моих современников, прочитавших «Илиаду», не так уж велик (что вполне естественно – текст не из легких, а потому и в лучшие-то годы его осиливали далеко не все, кому это следовало согласно образовательному цензу), но я боюсь, что в следующем поколении таких не останется вовсе, а это значит, что еще через поколение не останется и тех, кто будет в состоянии понять, почему эта книга когда-то считалась одним из величайших творений человеческого гения. Таким образом, уже в поколении моих правнуков в нашей «культуре» не будет ни «старика Гомера», ни, что куда важнее, навыка восприятия подобного литературного текста. То есть с Гомером отойдут в мир иной и Софокл, и Эсхил, а там, глядишь, и прелести «солнца русской поэзии» уже станут читателю категорически непонятны, поскольку процессы эти взаимосвязанные. «Высокая культура» превратится в черепки острова Пасхи или «линейное письмо А», разгадать надписи на которых, к сожалению, не представляется возможным. И весь этот «чудный мир», надо признать, уже совсем рядом.

И наконец, третье соображение в этом ряду – культурные коды, в принципе, с легкостью замещаются: после того, как формируется новый класс «меметического продукта», прежние «мемы» (единицы информации) теряют способность к воспроизводству. Новый тип «меметического продукта», завоевав соответствующую «экологическую нишу» в наших мозгах, начинает агрессивно сопротивляться фенотипическим проявлениям прежних «мемов». Иными словами, вопрос, на самом деле стоит не так – будет Гомер или не будет Гомера? Его форма куда более жесткая и пугающая – насколько дурным тоном или, например, проявлением какой болезни будет считаться чтение «Илиады»? Уже сейчас кажется вполне нормальным, когда молодой человек заявляет, что «Гомер – отстой» (если он вообще знает какого-то Гомера, кроме того, что в «Симпсонах»), а «300 спартанцев-2» – это «круто».