Может быть, и так. А может быть, и нет.

Завершая беседу, ведущий спросил его, возможно ли, что душа Эллен Свейн обитает сейчас в другом теле, что я узнал ее и в субботу ее настигну.

Да, я выбрал свою следующею жертву. Она не Эллен, но упокоится она вместе с Эллен.

Я изобрел новый план, чтобы сбить полицию со следа.

Это замечательный план, и мне доставляет удовольствие о нем думать".

Когда в половине десятого зазвонил телефон, Клейтон Уилкокс был у себя в кабинете. За завтраком Рейчел была совершенно невыносима. Приятельница, купившая этот грязный листок, «Нэшнл дейли», позвонила утроми рассказала ей, что на первой странице там напечатана сенсационная история о ее потерянном шарфе.

Он снял трубку, преисполненный страхом, что полиция снова хочет его допросить.

— Доктор Уилкокс? — послышался бархатный голос.

Хотя прошло двенадцать лет с тех пор, как он слышал его в последний раз, Клейтон Уилкокс сразу же его узнал.

— Как поживаешь, Джина? — спросил он сдержанно.

— Прекрасно, доктор. Но я много читала о Спринг-Лейк и о том, что там происходит. Печально было слышать, что бедняжку Марту Лоуренс задушили шарфом вашей жены.

— О чем ты говоришь?

— Я говорю о статье Ребы Эшби сегодня в «Нэшнл дейли». Вы не читали?

— Я о ней слышал. Это чушь! Официально никто не подтвердил, что убийца воспользовался шарфом моей жены.

— Там сказано, что ваша жена клянется, что просила вас положить его к себе в карман.

— Джина, что тебе нужно?

— Доктор, мне давно кажется, что я зря согласилась на такую небольшую сумму после всего того, что вы со иной сделали.

Клейтон Уилкокс попытался вздохнуть поглубже, чтобы успокоиться, но мускулы его горла, казалось, были парализованы.

— Джина, то, что, по твоим словам, «я сделал с тобой», было всего лишь ответом на твои откровенные заигрывания.

— Доктор... — Дразнящая нотка снова прозвучала в ее голосе, но тут же исчезла. — Я могла бы подать в суд на вас и на колледж. Но вместо этого я позволила вам уговорить себя и согласилась на какие-то жалкие сто тысяч долларов. Мне бы сейчас денежки пригодились. Сколько, вы думаете, мне бы заплатила газета Ребы Эшби замою историю?

— Ты этого не сделаешь!

— Еще как сделаю! У меня ребенок семи лет. Я разведена и полагаю, что брак мой не удался именно из-за того, что случилось со мной в колледже. В конце концов, мне тогда было только двадцать. К сожалению, на колледж поздно подавать в суд.

— Сколько ты хочешь, Джина?

— Я думаю, еще сотня тысяч меня бы устроила.

— Мне негде взять такие деньги.

— В прошлый раз они у вас нашлись. Найдутся и на этот. Я намерена приехать в Спринг-Лейк в субботу, повидаться с вами или с полицией. Если вы не заплатите, я узнаю, сколько готова заплатить «Нэншл дейли» за пикантную историю о бывшем президенте Инок-колледжа, который случайно потерял шарф своей жены как раз перед тем, как им воспользовались как орудием убийства молодой женщины. Вспомните, доктор, у меня тоже длинные белокурые волосы.

— Джина, тебе кто-нибудь когда-нибудь объяснял значение слова «шантаж»?

— Да, но я также выучила и некоторые другие термины, такие, как сексуальные домогательства и покушение на личные отношения. Я вам позвоню в субботу утром. Пока, док!

Раз десять за понедельник и вторник Ник Тодд брал трубку, чтобы позвонить Эмили, и всякий раз клал ее на место. Он знал, что перед своим отъездом из Спринг-Лейк в воскресенье вечером он был слишком настойчив, убеждая ее оставаться в Манхэттене, пока ее преследователя не найдут и не арестуют.

Она наконец сказала со вспышкой раздражения: «Послушайте, Ник, я понимаю, вы желаете мне добра, но я остаюсь здесь, и это мое окончательное решение. Давайте поговорим о чем-нибудь еще».

«Желать добра», — подумал Ник. Ничего нет на свете хуже, чем быть «доброжелателем».

Отец его тоже не обрадовался известию, что Эмили решительно отказалась приступить к работе до первого мая, если, конечно, она не разрешит до того времени загадку убийства своей родственницы.

— Неужели она серьезно рассчитывает раскрыть преступление, совершенное в девятнадцатом веке? — недоумевал Уолтер Тодд. — Это самая безумная идея, какую мне случалось слышать за последние пятьдесят лет. Может, мне следует еще раз подумать, стоит ли вообще брать ее на работу.

После этого Ник решил не говорить отцу, что преследователь из Олбэни или его подражатель не оставляют Эмили в покое и в Спринг-Лейк. Он знал, что реакция отца была бы такой же, как и его собственная: Эмили надо немедленно уезжать из этого дома. Это безумие — оставаться в нем.

В среду, прочитав в газетах, что обнаружены еще две жертвы, одна — недавняя, другая — из далекого прошлого, Ник нисколько не удивился, когда отец ворвался к нему в кабинет с тем разгневанным выражением на лице, от которого сотрудников компании бросало в дрожь.

— Ник, — рявкнул он, — там орудует какой-то псих, и если он узнает, что Эмили Грэхем пытается обнаружить связь между ним и убийцей из прошлого, ей грозит опасность.

— Мне это приходило в голову, — невозмутимо ответил Ник. — Признаюсь, я говорил с ней именно об этом.

— Откуда стало известно, где надо разыскивать эти останки?

— Прокурор только сказал, что они получили анонимное сообщение.

— Эмили надо быть настороже, это очевидно. Она же очень неглупая женщина. Может быть, она действительно напала на что-то существенное в своих поисках. Ник, позвони ей! Предложи ей нанять телохранителя. У меня есть пара парней, которые могли бы этим заняться. Или я ей позвоню, если хочешь.

— Нет, нет, я сам позвоню. Я и сам хотел предложить ей это.

Когда отец вышел, Ник вспомнил свой разговор с Линди, редакторшей модного журнала, с которой он встречался в последние несколько лет. Полгода назад, договариваясь с ней о свидании, он сказал: «У меня есть к тебе предложение».

— Прекрасно, — отвечала она, — надеюсь, это то предложение, которого я давно жду.

Увидя изумленно-испуганное выражение на его лице, Линди рассмеялась.

— Ник, нам пора что-то менять. Ясно, что общего будущего у нас не предвидится, а я не молодею. Чао!

Ник с сомнением подумал, захочет ли Эмили услышать от него хотя бы предложение нанять телохранителя. Тем не менее он решительно набрал ее номер.

В среду утром Эмили встала в шесть часов и с неизменной кружкой кофе в руках направилась в столовую, чтобы продолжить работу над своим проектом.