Хохол сгреб невменяемого Ашота в охапку и унес в душ, где долго поливал то холодной, то горячей водой, стараясь привести в сознание. Абрек болтался в его руках с идиотской улыбкой на губах и никак не желал возвращаться из нирваны на грешную землю.

– Падла ну, накачался! – ругался Женька, удерживая «перекрытого» наркотиками Ашота под водяной струей. – Мариш, давай тут его завалим и возиться не станем!

– Идея! Банально, правда, зато эффективно и нераскрываемо. – Коваль спокойно пошла к прикроватной тумбе, на которой валялись несколько шприцев и какие-то ампулы, помогая себе висящей на перевязи рукой, надломила кончики у всех имеющихся, набрала их содержимое в шприц и вернулась в ванную. – Держи ему руку, – велела она Хохлу и, когда тот передавил запястье Ашота, быстро ввела иглу в надувшуюся вену на кисти, надавила на поршень шприца, внимательно следя за тем, как жидкость из прозрачной канюли перетекает в вену. – Черт, как неудобно-то одной рукой... Вот так... Здравствуй, передоз! – Шприц, извлеченный из вены, перекочевал в раскрытую ладонь Ашота, Женька сжал его пальцы, чтобы оставить на инструменте отпечатки горца. – Видишь, как все просто, родной? Валите всех – и домой.

В это время в коридоре послышалась возня, звуки ударов, и Марина выглянула из ванной:

– Что там у вас?

На звук ее голоса корчившийся на полу молодой длинноволосый парень поднял разбитое лицо и, выкатив испуганные глаза, заголосил что-то.

– Нормально отвечай, слышь! – Аскер ткнул его носком ботинка в бок, парень застонал и повторил по-русски:

– Ты... как ты – тут, когда – там... там... – он указывал глазами на дверь кухни, и только сейчас в Марининой голове все встало на свои места.

Не слишком сообразительные исполнители просто перепутали худую, высокую и черноволосую Мышку с ней. А накачанный наркотиками Ашот сперва даже не разобрал, кого именно привезли к нему – Коваль или кого-то другого. Хорошо, что все обошлось благополучно, Марина успела добраться до этой квартиры раньше, чем мстительный молодой абрек разобрался в ситуации. Думать о том, что случилось бы, опоздай она хоть на минуту, Коваль не стала, потому что догадка была слишком уж очевидной и страшной.

Она быстро пошла по коридору в кухню, где Данил возился с замком наручника, которым была прикована к батарее в углу Машка. Лицо ее было серым, под глазами залегли тени, а в самих глазах выразился такой испуг, что Марина невольно тоже испугалась. Она присела на корточки и погладила Машу по щеке:

– Господи, Машка, как ты нас напугала! Ты в порядке? Ничего не произошло?

Машка расплакалась, уткнувшись лицом в колени, а Данила наконец смог отомкнуть замок и освободил запястье, сразу принявшись растирать его:

– Больно?

– Больно... – прорыдала Машка, вытирая глаза рукавом водолазки.

Ее куртка валялась тут же, на полу, на ней, видимо, Машка и коротала ночь. На табуретке стояла бутылка минералки, пластиковая тарелка с нетронутым куском остывшей пиццы, пачка сигарет и зажигалка, а вместо пепельницы – старая чайная чашка с отбитой ручкой. Коваль хмыкнула, оглядев это:

– Ну, смотрю, не обижал тебя Ашот? Продуманный козел, гляди– ка... Все, Маха, поехали домой, а то тошнит меня от этого места. Даня, помоги ей встать, а то она сама, смотрю, не может.

Данил начал поднимать Машу на ноги, кое-как заставил ее стоять ровно, потому что она постоянно заваливалась на бок, натянул куртку и, подхватив на руки, понес на улицу.

Коваль спокойно вышла из квартиры, постояла на площадке, оглядывая трупы охранников Ашота, закурила. Выстрелов слышно не было – пистолеты были снабжены глушителями. Хохол и охранники вышли из квартиры, и Женька взял Марину за руку:

– Едем, котенок, там все...

В машине Марина достала телефон и набрала по очереди всех старших, выслушала отчеты и распорядилась:

– А теперь, мальчики, рассосались тихо и незаметно, кто куда. До связи. Данечка, сейчас мы заедем домой, возьмем вещи, отвезем Мышку в аэропорт, а потом ты нас отвезешь в Горелое и сами тоже заляжете. Есть где?

– Есть, – кивнул Данила, не отрывая взгляда от дороги. – К мамкиной сестре рвану, в деревню. Только – вы-то как же? Один Мишка с вами, может, мне тоже остаться?

– Со мной Хохол – кто еще нужен? – усмехнулась Марина, здоровой рукой сжав Женькины пальцы, и тот чуть заметно улыбнулся. – А у пацанов есть куда пока отчалить?

– И у них есть – у Аскера мать в профилактории работает врачом, там и осядут.

– Отлично. Сидите тихо, в неприятности старайтесь не влипать, это ни к чему. Как только все более-менее успокоится, вернусь и вам дам знать, что пора по домам.

* * *

Через три часа они уже подъезжали к аэропорту. Марина с Машей сидели сзади, тихо переговариваясь.

– Мышка, ты должна меня понять: я просто не могу поступить иначе. Я очень ценю то, что ты прилетела, но посмотри, чем обернулось! Ты едва не погибла вместо меня, сама-то понимаешь? – говорила Коваль, взяв подругу за руку и сжав ее. – Ну скажи, на кой черт ты поперлась к центральным воротам одна?

Маша тяжело вздохнула и прижалась к Марининому плечу лбом:

– Прости меня... Я сама не понимаю, как так получилось. Я вышла утром, прогулялась по лесу... У вас так тихо, что мне постоянно хочется запастись этой тишиной надолго. Я бродила– бродила и вышла к воротам, зашла в магазин, купила сок. Постояла, попила... Потом подошел какой-то парень, спросил время, я начала отворачивать рукав куртки – и вдруг раз! – на голове что-то темное, куда-то волокут... а у меня ведь клаустрофобия, ты знаешь, ну я и отключилась сразу. А очнулась уже в этой квартире, на полу в кухне... – Маша перевела дыхание, облизала губы и зажмурилась. – Маринка... мне никогда не было так страшно... я теперь знаю, что такое ужас, который чувствуешь физически. Нет, ты не подумай – меня никто не трогал, не бил, ничего... Но то, как они на меня смотрели, то, как заходили в кухню и что-то говорили по-своему...

Она не выдержала и заплакала, упав лицом в Маринины колени. Коваль гладила ее по волосам, по вздрагивающим от рыданий плечам и молчала. Уж кто-кто, а она-то прекрасно понимала состояние Мышки, сама дважды побывала в заложниках. И Мышке еще повезло, что накачавшиеся наркотой люди Ашота, да и он сам, не заинтересовались ею настолько, чтобы причинить еще больший вред.

– Успокойся, Машуля, – проговорила Коваль глухо. – Все кончилось, ты летишь домой, там муж, дочь... Прости, это из-за меня, из-за того, что ты со мной...

– Мариш... не вини себя, ты ни при чем – я сама, сама... Ведь я же знала, что нужно постоянно быть начеку, настороже – и так расслабилась, – пробормотала Маша, садясь и вытирая глаза.

С переднего сиденья повернулся мрачный Хохол. Всего час назад Марина устроила ему такую головомойку, что он до сих пор еще не совсем пришел в себя. Повод был... Когда они вошли в дом, вернувшись от Ашота, Женька развернул в прихожей замешкавшуюся Мышку и, не говоря ни слова, со всей силы врезал ей по лицу. Она шатнулась к стене и едва не упала, но он, ухватив за шиворот, встряхнул и поставил на ноги, а сам развернулся и ушел в каминную. Машка вспыхнула, как спичка, побежала наверх по лестнице, держась за обожженную ударом щеку, а Марина, придерживая висящую на перевязи руку, прошла в каминную и с порога заорала. Хохол, собравшийся разжечь камин, вздрогнул, поднялся на ноги, шагнул к ней, но она вырвалась и продолжила орать.