— Скай, ты ведешь себя неразумно.

— Я — неразумно? Они собираются засунуть нас в тюрьму — илигде там они держат типов вроде нас. — Шайлер пожала плечами.

Она знала, какое наказание полагается тому, кто бежит отправосудия Совета. Тысяча лет Удаления. Дух провинившегося заключают в камеру.Но что, если она, Шайлер, не бессмертна? Что они тогда станут с ней делать? Ичто будет с Оливером?

— Ты слышала, что сказал Джек. Сейчас у Совета хватаетпроблем посерьезнее, чем мы с тобой. Кроме того, возможно, на этот раз они тебеповерят. О пожаре в отеле «Ламбер» кричали все газеты, а европейский Советперешел в боевую готовность — у них есть свидетели, видевшие Левиафана! Онибольше не смогут отрицать это!

— Даже если они и поверят мне теперь, они не допустят, чтобынаши действия остались безнаказанными. Ты это знаешь лучше моего, — заметилаШайлер.

— Верно, но так было, когда Совет возглавлял Чарльз Форс. Асейчас Советом никто не руководит. Они испуганы и дезорганизованы. Я думаю, мыможем спокойно вернуться домой.

— Испуганные судьи — хуже всего, — возразила Шайлер. — Я недоверяю ни одной организации, политику которой определяет страх. А с тобой какбыть? Ты в курсе, что ты тоже предатель? А твои родители? От них же неотстанут.

До сих пор семью Оливера не трогали — не считая того, что закаждым их шагом наблюдали венаторы, прослушивали телефоны, отслеживалиперемещение денег на банковских счетах. Во время одного из их редких разговоровпо спутниковому телефону родители пожаловались Оливеру, что не могут пойти в«Дина и Делюка»[10] без того, чтоб за ними не наблюдали.

Оливер глотнул пива из большой жестяной банки.

— Думаю, мы сможем их купить.

Шайлер поставила опустевшую кружку в пустую миску.

— Чего-чего?

— Откупиться от Совета. Они нуждаются в деньгах, потому чтоизрядно обанкротились. А у моих родителей денег куча. Я смогу купить себевозвращение — точно знаю.

Почему она спорит? Оливер говорил именно то, что ей хотелосьслышать, — что они могут отправиться домой. И все же это пугало ее.

— Я не хочу туда ехать.

— Врешь ты все. Ты хочешь домой. Я это знаю. И мы тудавернемся. Спор окончен, — заявил Оливер. — Я пошел заказывать билеты наближайший рейс. И не хочу больше ничего слушать.

До конца вечера Оливер с ней не разговаривал. Шайлер уснулас болью в шее, затекшей от напряжения. На грани между сном и явью она сноваподумала: а чем вызвано ее упрямство? Ведь Оливер же хочет как лучше.

«Почему ты такая упрямая?»

Шайлер открыла глаза.

Она находилась в Нью-Йорке, в собственной спальне. Выцветшиеобложки «Плейбилла», протянувшиеся вдоль всей стены, пожелтели и истрепались покраям.

На кровати Шайлер сидела ее мать. Это был сон. Но необычный. Сон про ее мать. Шайлер теперь мало думала о ней. Она даже не успела впрошлом году, когда они покидали Нью-Йорк, попрощаться с Аллегрой. Шайлервпервые увидела мать после того момента, как Аллегра появилась на Корковадо смечом в руках.

Аллегра строго посмотрела на дочь.

— Он прав, и ты это знаешь. Проводники всегда правы. Ты неможешь жить так. Без должного наставничества и присмотра трансформация убьеттебя. Тебе нельзя подобным образом рисковать жизнью.

— Но я не могу вернуться домой, — возразила Шайлер. — Немогу, как бы мне того ни хотелось.

— Нет, можешь.

— Не могу! — Шайлер потерла глаза.

— Я знаю, ты боишься того, что произойдет после твоеговозвращения. Но ты должна взглянуть в лицо собственным страхам, Шайлер. Есливам с Аббадоном суждено быть вместе, то никто — ни он, ни даже ты — не в силахпредотвратить это.

Мать была права. Шайлер не хотела возвращаться домой из-затого, что там будет Джек — так близко, совсем рядом. Джек, который все ещесвободен... Джек, который так страстно целовал ее... который все еще можетпринадлежать ей... Но если она будет держаться в отдалении, у нее не возникнетискушения повидаться с Джеком и предать Оливера.

— Нельзя быть с кем-то только потому, что не хочешьпричинять ему боль. Тебе нужно подумать о собственном счастье, — произнеслаАллегра.

— Но если мы будем вместе, это погубит Джека, — сказалаШайлер. — Это же нарушение кодекса. И он умалится...

— Если он готов рисковать ради того, чтобы быть с тобой, ктоты такая, чтобы указывать ему, как ему распоряжаться своей жизнью? Посмотри наменя. Подумай, скольким я рискнула, чтобы быть с твоим отцом.

— Мой отец мертв. А ты лежишь в коме. Я выросла практическисиротой, — парировала Шайлер, даже не стараясь скрыть горечь. Отца она не знала— он умер еще до рождения Шайлер. Что же касается Аллегры — ну, вообще-тотрудновато представить какие-либо взаимоотношения с живым трупом. — Скажи,мама, а оно того стоило? Твоя «великая» любовь к моему отцу действительностоила того, что произошло с твоей семьей?

Девушка понимала, что причиняет боль матери, но не моглаудержаться. После многих лет одинокой жизни вся ее боль выплеснулась наружу.

Шайлер любила мать. Правда любила. Но ей нужен был не ангел,что является раз в жизни, дабы вручить зачарованный меч. Шайлер хотеланастоящую маму. Маму, которая бы утешала ее, когда она плачет, котораяподбадривала бы ее, подгоняла и даже раздражала — ну, чуть-чуть — своейизлишней заботой. Она хотела что-нибудь обычное. Вроде мамы Оливера. Шайлерпонятия не имела, откуда миссис Хазард-Перри узнавала, где они будут, но раз внесколько месяцев в гостиницу, где они в тот момент останавливались, прибывалапосылка. В посылке обнаруживались шоколадки, новые носки и всякие мелочи,нужность которых Шайлер с Оливером понимали, лишь увидев их, — например,карманные фонарики и батарейки.

Аллегра вздохнула.

— Я понимаю твое разочарование. Надеюсь, когда-нибудь тыпоймешь и простишь меня. У всякого действия есть свои последствия. Да, верно —иногда я очень сожалела о содеянном. Но без твоего отца у меня никогда не былобы тебя. Я была с тобой совсем недолго, но дорожила каждым мгновением,проведенным вместе с тобой и с твоим отцом. И если бы пришлось выбирать снова,я поступила бы так же. Так что да. Оно того стоило.

— Я тебе не верю, — отрезала Шайлер. — Никто в своем уме невыбрал бы такую жизнь, как у тебя.

— Ты права, но и я права тоже. Возвращайся домой, дочка. Яжду тебя. Возвращайся.

МИМИ

Когда Мими открыла глаза, аукционный зал исчез. Онанаходилась в убежище, небольшом помещении со стеклянными стенами-витражами.Конечно же, в гломе оно так и не было разрушено.