– Кого?

– Себя.

…Боюсь выйти на улицу из дому… Боюсь до женщины дотронуться… Пусть бы я лучше погиб… Повесили бы на моей школе мемориальную доску… Сделали бы из меня героя… Сколько у нас говорят о героях, о героизме, только о героизме. Все хотят быть героями. Я не хотел. Войска в Афганистан уже ввели, но я ещё ничего не знал. Мне было неинтересно. У меня была в это время первая любовь… А сейчас я боюсь до женщины дотронуться… Даже когда в переполненный троллейбус утром втискиваюсь… Никому не признавался… Но у меня ничего не получается с женщинами… От меня жена ушла… Это случилось… Так странно это произошло… Я сжёг чайник… Он горел, а я сидел и смотрел, как он чернел… Возвращается с работы жена:

– Что ты сжёг?

– Чайник.

– Это уже третий…

– Люблю запах огня.

Она закрыла дверь на ключ и ушла… Два года тому назад… И я стал бояться женщин… Им нельзя открыться… Им ничего не надо о себе рассказывать… Даже если они будут вас слушать, то потом все равно осудят…

– Какое утро! Ты опять кричал. Ты опять всю ночь кого-то убивал… – так говорила моя жена.

А я ещё ей не рассказал о восторге вертолётчиков, которые бомбят. О восторге людей возле смерти.

«Какое утро! Ты опять кричал…»

Она не знает, как погиб наш лейтенант. Увидели воду, остановили машины.

– Стой! Всем стоять! – крикнул лейтенант и показал на грязный свёрток, который лежал возле ручья. – Мина?!

Вперёд пошли сапёры: подняли «мину» – она захныкала. Это был ребёнок.

Что с ним делать? Оставить, взять с собой? Его никто не заставлял, лейтенант сам вызвался:

– Бросать нельзя! С голоду умрёт. Я отвезу его в кишлак. Рядом же.

Мы ждали их час, а езды туда и назад минут двадцать было.

Они лежали… Лейтенант и водитель… Посреди кишлака… На площади… Женщины убили их мотыгами…

«Какое утро! Ты опять кричал. Ты опять всю ночь кого-то убивал».

Иногда я не помню своей фамилии, адреса и всего, что делалось со мной. Приходишь в себя… И начинаешь как бы снова жить… Но неуверенно… Вышел из дома – и сразу мысль: закрыл дверь на ключ или не закрыл, выключил газ или не выключил. Ложусь спать, встаю: завёл на утро будильник или не завёл? Утром иду на работу, встречаю соседей: сказал я им «доброе утро» или не сказал?

Запад есть Запад, Восток есть Восток, и друг друга им не понять.

Лишь у Престола Божьего они сойдутся опять.

Но нет Востока и Запада нет, если двое сильных мужчин,

Рождённых в разных концах Земли, сойдутся один на один!

Когда она выходила за меня замуж, она говорила: «Ты вышел из ада… Из чистилища… Я тебя спасу…» А я вылез из помойной ямы… И я боюсь теперь до женщины дотронуться… Уезжал в Афганистан, они носили длинные платья, возвратился – в коротком все. Незнакомые мне. Просил её надеть длинное… Она смеялась, потом обижалась… Затем стала ненавидеть меня…

Но нет Востока и Запада нет, если двое сильных мужчин,

Рождённых в разных концах Земли, сойдутся один на один!

О чем я говорил? А? О длинных платьях моей жены… Они висят в шкафу, она их не забрала… А я ещё ей не рассказал…»

Сержант, разведчик

«Всю жизнь я был военный, иную жизнь знал лишь по рассказам. У настоящих военных другая психология: справедливая война или несправедливая – неважно. Куда нас послали – там справедливая, нужная. Когда посылали, и эта война была справедливая. Мы так считали, я сам стоял перед солдатами и говорил о защите южных рубежей, идейно подковывал. Два раза в неделю – политические занятия. Разве я мог сказать: „Я сомневаюсь“? Армия не терпит свободомыслия. Вас поставили в строй, и отныне вы действуете только по команде. С утра до вечера.

Команда:

– Встать! Подъем!

Встали.

Команда:

– На зарядку, стано-о-о-вись! Налево – бегом!

Сделали физзарядку.

Команда:

– Разойтись по лесу. Пять минут оправиться.

Разошлись.

Команда:

– Стано-о-овись!!!

Никогда не встречал, чтобы в казарме висел портрет… Ну, например, кого? Циолковского или Льва Толстого. Ни разу не видел. Висят портреты Николая Гастелло, Александра Матросова… Героев Великой Отечественной войны… Я однажды, ещё молоденьким лейтенантом был, повесил у себя в комнате портрет (из журнала какого-то вырезал) Ромена Роллана. Заходит командир части:

– Кто это?

– Ромен Роллан, французский писатель, товарищ полковник.

– Немедленно убрать этого француза! У нас своих, что ли, героев не хватает?

– Товарищ полковник…

– Кругом – марш на склад и вернуться с Карлом Марксом.

– Так он же немец.

– Молчать!. Двое суток ареста!

При чем тут Карл Маркс! Я сам стоял перед солдатами и говорил: куда, мол, годится этот станок? Он же заграничный. Куда годится эта машина с иностранной маркой? Она развалится на наших дорогах. Лучшее в мире – это все наше: наши станки, наши машины, наши люди. И только сейчас сам задумался: почему лучший станок не может быть в Японии, лучшие капроновые чулки – во Франции, а лучшие девушки – на Тайване. А мне пятьдесят лет…

…Вижу сон, что я убил человека. Он встал на колени… На четвереньки… Голову не поднимал… Лица не видно, у них у всех одно лицо (сколько я их видел во сне)… Я спокойно в него выстрелил… Спокойно увидел его кровь… Закричал я тогда, когда проснулся и вспомнил этот сон…

Здесь уже писали о политической ошибке, называли эту войну «брежневской авантюрой», «преступлением». А нам надо было воевать и умирать. И убивать. Здесь писали, а там гибли. Не судите, да не судимы будете! Что мы защищали? Революцию? Нет, я уже так не думал, я уже внутренне разрывался. Но убеждал себя, что мы защищаем наши военные городки, наших людей.

Горят рисовые поля… Трассирующие пули зажгли… Трещит и быстро горит… Войне ещё жара помогает… Дехкане бегают, с земли подгоревшее собирают… Никогда не видел, чтобы афганские дети плакали… Дети лёгкие, маленькие, сколько лет – не угадать… Широкие штанишки, из-под них ножки торчат.

Все время было чувство, что кто-то хочет тебя убить… Свинец глупый… До сих пор не знаю: можно ли к этому привыкнуть? А арбузы, дыни там с табурет величиной. Ткнёшь штыком – разваливаются. Умирать так просто… Убивать труднее… О мёртвых не говорили… Такие были правила игры, если так можно сказать… Собираешься в рейд на дно – письмо жене. Прощальное. Я писал: «Засверлить мой пистолет и передать сыну».

Начался бой, а магнитофон кричит… Забыли выключить… Голос Владимира Высоцкого: