– Поезд! – радостно заорал Дылда. – Вон, впереди!

Однако же… и впрямь, железка. Морхольд взбодрился. Цивилизация придвинулась чуть ближе, обдав теплой волной ожидаемого комфорта. И отдыха.

Да, теперь стало видно лучше. Насыпь, небольшой локомотивчик, пыхтящий жирным черным дымом, три вагона. Откуда же летуны брали столько дизельного, что позволяли себе гонять каждый день и по нескольку раз крохотный поезд?

Смотри-ка, там и люди стоят. И много. Морхольд присмотрелся.

Люди стояли цепочкой, явно ожидая очереди на посадку. Ну конечно, таможенный и пограничный контроль. Небольшое здание, стоявшее сбоку от путей, явно служило для самого обычного инвентаря обходчиков и их же отдыха. А теперь, фу-ты ну-ты, превратилось в заставу. Даже с пулеметным гнездом из мешков с песком на крыше.

Вот так и возникают государства там, где недавно просто взлетали самолеты. Глядишь, если летуны захотят, лет через десять будет здесь демократическая республика Нижнего Сока, например. Ну, насчет Сока неизвестно, но демократическая, это непременно. Если где все упирается в наживу, то там сразу методом почкования взрастает демократия. А уж тут, где ее можно подкрепить самодельным напалмом с воздуха, она просто обязана появиться.

Вблизи поезд выглядел очень знакомо. Наваренные стальные пластины с бойницами. Невысокие башенки поверху, смотрящие наружу стволами ПК и даже одного «Корда». Почему-то Морхольд не сомневался в том, что этот самый «Корд» вовсе не куплен у заезжих торговцев. Почему-то казалось, что все вооружение местное, откуда-то из тайных закромов.

– Стой! – от блокпоста, хорошо скрытого мокрыми кустами и нарубленными ветками, вышел человек, поднял руку. – Кто такие?

Дылда остановился, упершись руками в колени. Сипло дышал. Надо же, Морхольд и не заметил, как успел загнать его за два часа пути.

– Мне надо в аэропорт! – он, не отпуская поводка, вышел вперед. – Слышал, что это не возбраняется.

Человек кивнул и снова махнул рукой. Только теперь подзывая к себе.

Морхольд снял с пленного рюкзак и вещмешок, вручил поводок и пошел к охраннику.

* * *

Дылда, которого в обычной жизни звали Егором, выдохнул. С облегчением и надеждой на будущее. Надежда на будущее имела вид связки ключей в количестве трех штук. И ходу до нее всего ничего, час в обратную сторону. Ничего, главное дойти.

Погребок в домике умершей деревеньки. Серьезный большой погребок. Там он и подельники ночевали, прятались, хоронили добро. Надо только дойти, и все. Чертов бородатый хромой урод его отпустил, дурак. Даун. Идиот. Фуфел. Вот завтра, когда он придет в себя и просчитает, сколько теперь у него на одну харю хабара, тогда…

Егор относился к подельникам как к необходимому злу. И Леха Гниль, и Ермак – помощь в достижении какого-никакого, а благополучия. Не больше. Но отомстить за корешей стоило. И если не сам, так чужими руками. А кому и чем заплатить – тут Егорка разберется, не продешевит. Чертов упырь со своей кото-ящерицей сдохнет. И скоро. Да-да.

Егор почти добрел до цели. Он шел, еле передвигая ноги, не замечая ничего вокруг. И никого. Бормотал себе под нос, практически засыпая. И когда впереди показался нужный дом, Егор лишь чуть встрепенулся. Зачавкал к тыльной части, к кирпичному выступающему крылу и жестяной крыше над ним. И снова ничего не заметил. И никого. Хотя, что и говорить, позже он здорово пожалел о своей глупости. Не заметить этого кого-то, идущего за ним, было сложно.

Когда огромная кисть взяла его сзади за шею, Егор забился и попытался заорать. Не вышло. Свет померк наглухо и сразу.

В себя Егор пришел в своем, как он считал, собственном подвале. Подвешенный за руки к одной из стальных балок, держащих кровлю, он дернулся и затих, поняв, что кричать не надо и, может быть, стоит повисеть, как мешок с картошкой. Хотя бы еще немного.

Света не хватало. Хотя горели и три коптилки, и с десяток свечей – весь запас, хранившийся в небольшом комоде для посуды. Но темнота все равно окружала со всех сторон, давила, пугала лязганьем и звяканьем в дальнем углу, куда подельники сваливали всякий инструмент. Егор задергался сильнее, когда звук прекратился. Сменился шарканьем, двигающимся к нему.

Тьма родила огромный черный сгусток. Он вышел, пригибаясь под притолокой. Встал напротив, шумно сопя сквозь толстые бинты, укутавшие лицо. Стянул на шею морской шарф и ткнул Егора пальцем под дых. Так, что на какое-то мгновение мир вспыхнул сверхновой и стало очень больно. А потом, пошарив под огромным кожухом, достал легкий охотничий топорик и поднял его прямо к лицу Егора.

Тот всхлипнул, так сильно захотелось жить. Или хотя бы умереть не очень больно.

– Мужик, ну чего ты, мужик? У меня схрон есть, покажу, только отпусти!

Лезвие топорика оказалось совсем близко. Великан что-то заворчал, обдал горячим дыханием, показал на топор, несколько раз топнул левой ногой, чуть покачнулся на ней же. И снова показал топорик. Топорик…

Егор понял. Егор вспомнил. Он его видел. Утром. У хромого. На поясе, в специальном кармашке. А потом, когда шли, топорика не было. Потерял? Да-да, точно, так и есть! А великан… он тоже там был, в тумане, на том берегу Сока, точно!

– Я покажу, проведу!!! Только не убивай, пожалуйста!

Великан одобрительно ухнул и разрубил узел, стягивающий запястья Егора. А заодно отхватил у него два пальца. Егор сдавленно взвыл и, торопливо закивав – снова в аэропорт? да пожалуйста! – кинулся бинтовать обрубки.

* * *

Морхольд спустился с подножки на перрон. Покосился на контролера, взыскавшего с него дополнительные три патрона за Жуть, не вовремя высунувшую мордочку из расстегнутого ОЗК. Поезд оказался высший класс. Даже половина сидений сохранилась. Хотя за них пришлось отдельно доплатить целых две «семерки». Но зато с комфортом проехал минут десять. Ему понравилось. Как в старые добрые времена до Беды.

А дальше? А дальше таможня. Прям беда-а-а…

– Что в рюкзаке? – таможенник, скучающий серый тип в тужурке с крылышками, откровенно зевал. – Есть что запрещенное?

– Что запрещено?

– Политическая литература, агитационные материалы, взрывчатые вещества. Все остальное – милости просим.

– Нет у меня никакой политической агитации, и ВВ нет, – Морхольд почесал бедро. Вши уже успели достать. – Трусы есть, женские, красивые. Где продать можно?

– Ну, это просто, – тот зевнул. – Но вы задерживаете прочих. Платите и проходите. Рюкзак проверь, Саш.

– Зверь, – прогудел массивный Саша в «кирасе», «орехе» и упакованный с ног до головы только в качество. – Мутант.

– Проглядел, – таможенник лениво повернулся на стуле. – Ишь, какая милая зверушка. Кусается?

– Куда ж без этого? – Морхольд погладил Жуть. – Не она такая, жизнь такая. Смирная девчонка, проблем не будет.