– Здрассте усе! – сказала Фаина своим обворожительным голосом с мягким украинским акцентом. – Хто меня знает и хто не знает. С Новым годом вас! Особенно поздравляем нашу дорогую Екатерину Андреевну Петровскую, – Фаина лукаво подмигнула хитрым бирюзовым глазом и помахала экрану ручкой. – Ждем у гости. Усегда рады. Хто не понял, это была Одесса-мама.

Экран погас, раздался хохот и аплодисменты. Похоже, сотрудники «Теплоинжиниринга» таки поняли, что Фаина сама и есть Одесса-мама.

Надо сказать, что каждое поздравление в коллективе само собой воспринималось, как тост, и к тому моменту, когда торжественная часть закончилась, и Соня Гадецкая подсела ко мне, я уже пузырилась от выпитого шампанского.

– Когда летишь? – поинтересовалась Соня.

После того, как с таким трудом при помощи Сони я выбила себе дополнительный недельный отпуск для посещения Канады, я никому не стала рассказывать о постигшей меня незадаче. Кстати Ковальчук, единственный из нашей фирмы знавший, что муж меня бросил, и никуда я не лечу, молчал о случившимся, как партизан, и тем самым оправдывал высокое звание моей лучшей подруги. За исключением, конечно, случая, когда он рассказал о моей беде жене Руденко. Но, как вы понимаете, у жены Руденко не было никакой возможности доложить обо всём дружному коллективу «Теплоинжиниринга». Поэтому на Сонин вопрос я с чрезвычайно честным лицом ответила:

– Завтра.

– Но завтра же уже тридцать первое, вы с Павликом на Новый год не опоздаете? – забеспокоилась Соня.

– Мы полетим в сторону восхода, у нас в запасе пять или шесть часов. Должны успеть. Уж, какие билеты достались. Выбирать не приходится.

На самом деле я уже получила от Павлуши эсэмэску, что долетели они с бабушкой хорошо. Конечно, мне было неудобно перед Соней за враньё, но сказать ей правду я не решалась. Еще начнёт сочувствовать, жалеть меня, тогда я точно не выдержу и разревусь. Хватит с меня того, что я и сама себя жалею. По этой же самой причине я и Жанке тоже ничего не сказала. И родителям. Хотя чего меня жалеть? Правильно Ковальчук определил, за меня радоваться надо. Но одно дело всем рассказывать, что я ушла от мерзавца мужа, бросила его и развожусь с ним. Или, например, говорить, что мы расстались из-за непримиримых противоречий по обоюдному согласию, как цивилизованные люди. Но Серёга поставил меня в идиотское положение, лишив возможности хотя бы выглядеть пристойно во всей этой ситуации. Ну, как, скажите, я буду людям говорить, что ушла от мужа, если еще неделю назад с улыбкой до ушей я хлопотала об отпуске, билетах и собирала чемоданы, чтобы ехать к нему?

– Давай, что ли, выпьем, – предложила Соня. – Только не шампанского, я от него уже, как пузырь раздулась, вот-вот взлечу.

Я оглядела стол с остатками еды, неподалеку стояла початая бутылка водки. Видимо, мужики начали уже праздновать по-взрослому, но отвлеклись на танцы. Танцы постепенно набирали силу. Не знаю, как у вас на корпоративах, но у нас в «Теплоинжиниринге», чем выше градус, тем энергичнее танцы. Соня достала бутылку, а я тем временем сбегала в бар за стопками. Мы разлили водку по рюмкам и чокнулись.

– Ну, с Новым годом, – сказала Соня.

– С ним, – согласилась я.

Мы выпили и закусили какой-то колбасой.

– Борис Иваныч мой боится, ты там в Канаде останешься. Ты ж у него незаменимая. А, действительно, чего ты тут забыла? Почему еще осенью не уехала? Неужто из-за денег всё? Как раньше карячилась за двоих, так и сейчас продолжаешь? – Соня, так или иначе, была в курсе Серёгиных заработков, ведь это именно у неё я чаще всего занимала деньги.

– Не, Серёжа сейчас хорошо зарабатывает, денег мне присылает, а я их в коробку складываю. Сонь, веришь? Первый раз в жизни никому ничего не должна и не знаю, на что деньги потратить, – сказала я, а про себя подумала, что недолго мне осталось жить такой вот распрекрасной жизнью. Женится мой новоявленный кормилец и покажет мне из-за океана большой канадский кукиш!

– За доходы! – тут же предложила Соня очередной тост, и мы с ней хлопнули еще по рюмашке.

– Пусть Борис Иванович не переживает, нам с Павлушей всё равно надо учебный год закончить, а там поглядим, может, летом и переберемся. Дожить надо, – выдала я уже привычную версию. Решила, что уже поближе к лету можно будет чего-то присочинить насчет нашего с Серёгой расставания. Мол, встретила другого и полюбила до потери сознания.

– Ты, Катерина, кремень. Вот я думаю, если б Бориса Ивановича моего куда заслали, я б не то, что за ним, я б впереди него помчалась. Ну, да я не тот пример. У меня работы такой, как у тебя, нет. У меня работа вся на Борисе Ивановиче сосредоточена. Вон он у меня, какой красавчик, – при этих словах Сони к нам подошёл Гадецкий.

– Пойдем-ка, мать, станцуем с коллективом, – сказал он и протянул Соне руку.

– Сначала, выпьем! – Соня потянула мужа за руку и усадила рядом с нами. – Мы тут за мужчин в целом и персонально за тебя пьем.

– Хорошее дело, – согласился Гадецкий, и мы все трое выпили за мужчин, после чего Соня с Гадом ушли танцевать, а я огляделась вокруг и увидела Ковальчука. Он сидел в одиночестве неподалеку и гипнотизировал салат оливье.

– Что, Роберт, подсчитываете, сколько горошин в салате?

– И, правда, подсчитываю, – согласился Ковальчук. Взгляд его при этих словах был несколько отсутствующим. – Только не горошины, а деньги.

– Свои или чужие?

– Свои, разумеется. Новый год, бонусы разные повалили.

– Чего их считать, – удивилась я. – Они все в одном конверте сосредоточены, нам их ещё вчера выдали.

– Это у вас бонусы в одном конверте сосредоточены, а у меня с разных мест поступают.

– Вы что же? Совместительствуете? – Мне стало интересно. Это откуда же еще Ковальчуку бонусы поступают. Неужели уже пристроился к откатной калиточке. Я почувствовала себя тем самым товарищем, у которого «мимо носа носят чачу, мимо рота алычу».

– Именно так, давайте лучше выпьем, – Ковальчук явно ушёл от поставленного вопроса.

– Давайте, – я еще чувствовала в себе силы, так как после водки дурман от шампанского в моей голове странным образом рассеялся. Решила, что в процессе совместной выпивки сумею как-нибудь развязать Ковальчуку язык и выяснить, откуда это у него дополнительные бонусы.

– Один момент, – Ковальчук встал из-за стола и исчез в направлении бара. Буквально через минуту он вернулся с бутылкой коньяка и пузатыми бокалами.

– Как в старые добрые времена в славном городе Париже, – сказал он, разливая коньяк. – Есть чрезвычайно дурацкое новогоднее поздравление «С Новым годом! C новым счастьем!» Представляете себе старое, подержанное счастье?

Я хихикнула.

– Счастья, траченного молью, не бывает, – продолжил Ковальчук. – Оно либо есть, либо его нет.

– Согласна. Это логично.

– Поэтому предлагаю выпить за новую прическу, Новый год и новую жизнь.