– Камены? – с сомнением пробасил Матвей.

– Угу, – Поляна явно что-то жевал. На фоне послышался женский голос. – Ну мам, – простонал он в сторону, – это же Матвей. Не подавлюсь! – он снова вернулся к разговору. – Кстати, профессор Тротт был на экзамене. Может, мы просто ему надоели, Матюх? Жаль, если так.

– Он бы сказал, что больше не будет заниматься, – уверенно ответил Ситников. – Он бы точно сказал. Тут что-то другое, Димыч.

Матвей еще поболтал с другом: обсудили взрывы в Рудлоге и в мире и попрощались, договорившись пересечься вечером. Ситников доехал до университета, но, прежде чем подняться к Александру Даниловичу, подошел к каменам. Те, увидев его, шутковать не стали, но лица сделали чрезмерно непринужденными, Ипполит даже насвистывать что-то пытался – правда, выходило так, будто ветер воет в узкой трубе. Университет был пуст, и эхо выводило жутковатые повторы этого «свиста».

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Матвей, останавливаясь у каменных хранителей. Те делали вид, что не видят его. – Здравствуйте! – прогудел он куда громче и с нажимом; эхо с радостью прокатило почти командирское приветствие по коридорам.

– И чего орать, болезный? – прогнусил Ипполит, прекращая насвистывать. – Слышим мы всё, не глухие. Чегось надобно?

Матвея отповедь не смутила.

– Не расскажете, что сегодня случилось с первым курсом?

– Еще один с допросами, – буркнул Аристарх недовольно. – Скучно нам стало, понятно? Вот и решили подшутить. Ничо с ними не сделается.

– И Алину усыпили? – недоверчиво и гулко уточнил Ситников.

– Ага, усыпили, – мрачно откликнулся Аристарх и замолк, поджав губы.

– Унесли давно уж во дворец твою зазнобушку, – сварливо вмешался Ипполит. – Рыжий и унес. Вместе с рехтором нашим. Деликатный вопрос, понимаешь!

– Александра Даниловича тоже нет? – кисло спросил Матвей, получил невнятное «угу», вздохнул и направился в общежитие.

Алина так и не отвечала на звонки. Ситников набрался решимости и вечером попробовал построить к ней Зеркало, но переход рассыпался, не успев сформироваться.

– Может, ее укрыли из-за терактов? – предположил Поляна, когда они встретились ближе к ночи, решив пройтись по центру и посидеть в баре. – Поэтому и окружили защитой, и не дают общаться по телефону?

– Может быть, – согласился Матвей. Он неохотно пил чай. Пива не хотелось.

– В любом случае, не беспокойся. Ее точно в обиду не дадут, – уверенно сказал Дмитро. – Наверняка там такая охрана, что и муха не пролетит. Ты, конечно, ей друг, но она же принцесса. Если сказали все контакты прекратить, куда она денется?

– Не знаю, как объяснить, – неохотно проговорил Ситников. – Чувствую я: неладно с ней, Димыч. Внутри грызет все, ни отвлечься, ни забыть. Может… ты у Тандаджи спросишь?

– Да ты что, – испугался Поляна. – Если бы у меня даже смелости хватило, то кто мне ответит? Скажет «это не ваше дело, Поляна», и все.

А ночью Матвею приснился странный обрывочный сон, очень короткий и смутный. И были в этом сне и огромные пауки, и высокие деревья, похожие то ли на папоротник, то ли на бамбук, и странные птицы, и определенно не его, Ситникова, а девичьи грязные руки, собирающие грибы. Будто он ненароком выхватил кусочек чужих воспоминаний – такое было ощущение.

Все выходные он пытался дозвониться до Алины и мрачнел все больше. Из-за усиливающегося чувства тревоги. Из-за повторившегося короткого сна – Матвей прекрасно помнил рассказы принцессы про огромных пауков и странные леса в ее кошмарах и гадал: то ли он сходит с ума и так впечатлился ее историей, то ли сейчас он действительно из-за их связи видит то, что видит она. Получается, Алина до сих пор спит? Или как?

Ситников окончательно перестал что-либо понимать. В понедельник он снова ушел в Тафию – просить Четери о разговоре. Мастер выслушал его без насмешки, кивнул.

– У моего ученика Лаураса кровная связь проявлялась так же, даже еще сильнее. Он всегда чувствовал, когда Седрик был в опасности, ощущал направление, в котором нужно двигаться, чтобы попасть к нему, изредка видел фрагменты того, что видит сейчас его король. Ты все правильно понял, Матвей.

Они сидели на резной скамье перед плещущим фонтаном, под теплым и ласковым дождем, омывающим лазурную плитку двора, и Ситников, вздохнув, признался:

– Мне тяжело из-за этого. Сейчас я понимаю, что мое состояние противоестественно. Будто я собака на привязи. Я не ощущаю, где я, а где инстинкт.

– Я обещал, что научу тебя потом, как снять привязку, – напомнил Владыка, любуясь пестрыми пташками, которые прятались под соседней скамьей.

– Это потом, – вторил ему Матвей угрюмо, вытирая капли дождя с лица. – А сейчас мне все-таки нужно разобраться с ее исчезновением, Четери. Вдруг я нужен? Я пойду. Зайду к матери и снова обратно.

Он тяжело поднялся, пошел в сторону дворца.

– Ты все правильно решил, молодой Лаурас, – сказал Четери ему в спину. – Не сомневайся.

Ситников чуть приостановил шаг, кивнул и пошел дальше.

В ночь на вторник ему снова снились обрывки чужих видений. Люди в странной кожаной одежде и гигантские стрекозы. Бег по ночному лесу. Мужчина с черными крыльями. Эхо голоса Алины: «Профессор Тротт?» Опять очень коротко, буквально несколькими кадрами, – и все это сопровождалось острым чувством страха, тревоги, тоски.

А во вторник после обеда Матвею позвонил ректор Свидерский.

– Ситников, – проговорил Александр Данилович в трубку, – я видел записку с вашим номером телефона еще в четверг, и Наталья Максимовна заверила меня, что у вас необычайной важности вопрос. К сожалению, из-за происшествия на экзамене первого курса я не успел с вами связаться. Сейчас у меня появилось немного времени. У вас действительно что-то сверхважное?

– Да, – Матвей выдохнул. – Это связано с Алиной, Александр Данилович. И с лордом Троттом. Скажите… есть вероятность, что они сейчас где-то в лесу, и там у профессора есть черные крылья?

Через полчаса Ситникова внимательно слушал полковник Тандаджи в своем кабинете. Задавал резкие вопросы, пытался ловить на нестыковках, требовал повторить то, что семикурсник уже рассказывал, что-то отмечал у себя в блокноте и задумчиво застывал, глядя в одну точку. Матвей несколько раз озвучил, зачем искал Свидерского после Алининого кошмара на лыжной базе, рассказал о своих коротких снах-видениях, о кровной привязке – все, что он знал со слов Четери и что ощущал сам.

Здесь же, в соседнем кресле, расположился Александр Данилович, который и привел Матвея в Зеленое крыло. Раз за разом ректор коротко подтверждал:

– Он говорит правду.

Но острый блеск из глаз тидусса ушел только тогда, когда Матвей согласился на ментальное сканирование. Свидерский очень мягко просмотрел его воспоминания и снова подтвердил: