– Мне кажется, это неправильно.

– А как иначе? Мое предназначение в жизни – заполнить место, ничего больше.

– Это вовсе не так!

– В самом деле? Кстати, не скажешь ли, как меня зовут?

– То есть?

– Как меня звать по имени? Ты – Энди Даль. Дюваль – Майя. Хэнсон – Джимми. Даже Керенский – Анатолий, черт возьми! А меня как по имени? Ты знаешь мое имя?

– Но у тебя оно есть! Я могу посмотреть в телефоне.

– Но ты ведь не знаешь его! Никогда не звал меня по имени. Мы – друзья, а ты даже не знаешь моего имени.

– Прости. Мне и в голову не приходило звать тебя не Хестер, а как-нибудь иначе.

– Я о том и твержу! Даже друзья не задумываются, как меня звать по имени. И это очень точно определяет мое место во вселенной. Точнее некуда.

Он снова уставился на Мэттью Полсона, лежащего в коме.

– И как твое имя? – спросил Даль осторожно.

– Джаспер.

– Джаспер…

– Родовое имя. Джаспер Аллен Хестер.

– Ты хочешь, чтобы я теперь звал тебя Джаспером?

– Черт возьми, нет! Кому понравится, когда его зовут Джаспер? Гребаное нелепое имя.

Даль попытался подавить смешок, но не смог. Хестер улыбнулся.

– Я буду звать тебя Хестером. Но знай: про себя я буду в это время говорить «Джаспер», – пообещал Даль.

– Ну если тебе так хочется, пожалуйста.

– Джаспер, Джаспер, Джаспер!

– Ну ладно. Хватит. Ненавижу убивать людей прямо в больнице.

Оба посмотрели на Мэттью Полсона.

– Бедный парнишка, – вздохнул Хестер.

– Твой ровесник.

– Но я, наверное, его переживу. Так что у нас по-разному.

– Наверное, да.

– Проблема в том, что мы сейчас в двадцать первом веке. Если бы подобное случилось в нашем мире, мы бы его мигом подлатали. Энди, я к тому, что с тобой произошло столько всякого ужасного, а ты жив!

– Я жив потому, что не пришло еще мое время умирать. Ситуация как с Керенским и его удивительной способностью к регенерации. Сюжет нас и губит, и лечит.

– А разве важно, почему так происходит? Энди, послушай: если ты при смерти и вдруг выжил, исцелился благодаря совершенной фантастике – неужто переживаешь из-за фантастичности излечения? Да тебе наплевать! Ведь ты живой. Сюжет нас гробит, когда ему нужно. Но и в этом есть свои плюсы.

– Ты минуту назад страдал, что ты никто, полный ноль, и все из-за Сюжета, – заметил Даль. – Я подумал, что ты к нему не пылаешь большой любовью.

– Я и не говорил, что пылаю. Но думаю, ты забываешь о важнейшем. Сюжету до меня нет дела. А значит, из нас двоих только я не приговорен к ужасной гибели на потеху публике.

– Хорошо подмечено.

– Наше с тобой шоу дерьмовое. Но иногда и в дерьме есть польза.

– Пока оно нас не прикончит.

– Не прикончит тебя, – напомнил Хестер. – Я-то могу выжить.

Он показал на распростертого Мэттью и добавил:

– Если б он жил в нашем мире, мог бы выжить.

Даль не ответил. Хестер оторвал взгляд от больного, посмотрел на друга. Тот задумчиво глядел на Хестера.

– Что такое?

– Думаю.

– О чем?

– Как извлечь пользу из Сюжета.

Хестер поморщился:

– И конечно же, не без моего участия?

– Да, Джаспер. Именно так!

Чарльз Полсон зашел в комнату, где сидели пятеро с «Интрепида».

– Простите, что заставил ждать, – извинился продюсер и указал на вошедшего следом. – Вы хотели видеть ведущего сценариста – вот и он. Знакомьтесь, Ник Вайнштайн. Я объяснил ему, что происходит.

– Привет, – поздоровался Ник, оглядывая астронавтов. – Ух ты! Чарльз и в самом деле не шутил!

У всех пятерых отвисли челюсти.

Первым молчание нарушил Хестер.

– Ничего себе сюрприз! – пробормотал он.

– Что за сюрприз? – осведомился сценарист.

– Мистер Вайнштайн, вы когда-нибудь снимались в эпизодической роли в своем шоу? – спросил Даль.

– Однажды, несколько сезонов тому назад. Потребовался живой манекен для сцены похорон, меня сунули в костюм и приказали опечалиться. А в чем дело?

– Мы знаем человека, которого вы играли. Его имя – Дженкинс, – пояснил энсин.

– В самом деле? – сценарист улыбнулся. – И какой он?

– Он – полоумный депрессивный затворник, до сих пор горюющий о смерти жены, – сообщила Дюваль.

Вайнштайн перестал улыбаться.

– Простите.

– Вы, однако, выглядите более опрятно, – заметил Хэнсон в качестве утешения.

– Думаю, обо мне такое говорят впервые, – отозвался Вайнштайн, указывая на свою бороду.

– Вы говорили, вам необходимо побеседовать со мной и Ником, – напомнил Полсон.

– Да, необходимо, – подтвердил Даль. – Пожалуйста, садитесь.

– Кто такой Дженкинс? – спросил шепотом Керенский, воспользовавшись паузой.

– Я слушаю, – оповестил Полсон, а взгляд его то и дело, будто помимо воли, упирался в Хестера.

– Мистер Полсон, мистер Вайнштайн, у нас была весомая причина отправиться в путешествие во времени и прибыть сюда. Мы хотим убедить вас закрыть шоу.

– Что? – поразился Вайнштайн. – Почему это?

– Потому что, если оно не закроется, мы умрем. Мистер Вайнштайн, всякий раз, когда вы убиваете второстепенного персонажа в сценарии и он умирает в сцене, игравший его актер просто уходит со съемок пообедать. Но в нашем мире умирает человек. По-настоящему. А убивают кого-нибудь в каждой серии.

– Не в каждой, – возразил Вайнштайн.

– Джимми? – попросил Даль.

– По сей день выпущено шесть сезонов «Хроник „Интрепида“», всего сто двадцать восемь серий, – поведал Хэнсон. – В девяноста шести из них гибли члены экипажа «Интрепида», один или более. В ста двенадцати сериях прямо или косвенно изображалась смерть. Вы убили по меньшей мере четыреста членов команды. Плюс к тому вы изображали гибель звездолетов, атаки на обитаемые планеты и эпидемии на них. Счет выписанных вами смертей идет на миллионы.

– И это не считая врагов, – добавил Даль.

– Их смерти лишь незначительно увеличат приведенную выше оценку, – возразил Хэнсон.

– Он основательно изучил ваше шоу, – заметил Даль, адресуясь к Вайнштайну.

– Я не виноват в этих смертях! – воскликнул сценарист.