– По близости у вас есть друзья, родственники?

Братья переглянулись. Старший:

– Есть один хмырь. Только не в Смоленске, а в Ярцево.

– Дядь Саша, – залыбился Толик.

– Вот тебе и дядь, – заворчал Павлик. – А я с него шкуру спущу.

– Это двоюродной брат нашей покойной мамы, – Толик объяснил.

– Генетический урод, – уточнил Павлик.

– Все другие как люди. А этот – мудила. Короче, он Пашке бабло кинул, когда у нас на хате гостил, – Толик усмехнулся, – банально стырил из барсетки.

– Вот и зацепка, – я облегченно вздохнул. – Проезжай через Ярцево, Пава. Шкуру содрать с него не обязательно, пусть долг отрабатывает. Проинструктируй как следует на тему – типа, мы оставались у него, после ушли не знает куда. Вряд ли Трофим все дотошно проверит… Но мож, будет.

– В этом смысле дяхан крученый. Отсидел за мошенничество. Мы наняли адвоката, профинансировали процесс, в общем, чуть диссидента с него не сделали. Отвоевали.

– Вот он и отблагодарил.

– Да брось… – улыбнулся Старшему Толик. – Заметь, старик тебя ведь не всего обчистил. Знаешь, что скажет? Что взял у тебя в долг. Постеснялся попросить. Заработает, вернет.

– Ага, заработает… – Павел на миг задумался. – Что хотел спросить, Рома. Ведь Тощий сам курировал операцию в Смоленске? Стало быть…

– Да. Но ему и в голову не придет, что после всего случившегося мы вновь вернулись в местность, где по логике ни в коем случае не должны были появляться.

– Значит, скрывались в Ярцево?

– Да. Про Смоленск забудь…

Когда Павлик зашел попрощаться, я напомнил:

– Не забудь Джулию.

– Что ты говоришь!..

Глава XIX

По “ящику”, кроме нескольких повторов по нашей теме, ничего нового не сообщали. Лишь к вечеру какой-то телеканал дал короткую информацию по взрыву. Дотошный журналист заострял внимание аудитории на некоторых нестыковках официальной трактовки. В частности, он задавался вопросом – почему следствие эпизод с убийством сотрудника милиции не связывает со взрывом. Оказывается, кто-то из соседей увидел происходящее из кухонного окна, где он обычно по ночам курил, и даже услышал что-то про Кавказ. Форточка была открыта, чтобы не обкуривать помещение.

“Опять Кавказ!..” – я вспомнил восклицание мента.

Это именно тот грузовик, был уверен свидетель. Когда прозвучали выстрелы, он побежал звонить в милицию и пока сонного дежурного пытался растормошить, прогремел взрыв, от которого зазвенели, а где-то полетели стекла дома.

После показали хозяина грузовика и жильцов захваченной нами избушки. Водитель с заторможенным взглядом невнятно бормотал, что у него отняли машину, но на вопросы следователя кто, как и где, не мог давать вразумительного ответа. Так же невменяемо вели себя обитатели дома, которых обнаружила начисто вырубленными вернувшаяся из Москвы хозяйка. Заплаканная женщина показывала корреспонденту место, где ранее лежал труп собаки.

Показали жену погибшего милиционера, где она с заплаканными глазами, обнимая маленькую девочку, упорно отказывалась отвечать на наводящиеся вопросы – так ей было велено в интересах следствия. Да ничего существенного женщина и не знала. Лишь с горечью отметила, что Миша – так звали ее мужа – был очень принципиальный по отношению к криминалу, несколько раз был командирован в зону боевых действий на Северный Кавказ, всегда всем помогал и ни копейки не брал.

Последний пункт прозвучал не очень убедительно даже в ее устах, но в остальном мент вел себя действительно мужественно. Было жаль его, хотя боль от его пули мучила, а к вечеру еще и поднялась температура. Марго уколола меня антибиотиком и болеутоляющими. Оказалось, у нее в аптечке накопились лекарства, приобретенные покойным Арамом.

После Марго поставила мне небольшую систему. Вводить иглу в вену ее тоже научил Арам, упорно не желавший в доме видеть посторонних, в том числе врачей.

Утром с помощью Толика я спустился во двор. Боль заметно отпустила. Я полной грудью вдохнул зимний воздух. Сегодня, кажется, впервые запахло весной. Я с удовольствием взглянул на робко выглядывающее за облаками солнце. Оно всегда ассоциировалось в сознании с Баку. Я вспомнил детство, когда на пиршагинской даче на рассвете специально бегали с соседскими ребятами к морю, которое была в двух шагах, чтобы запечатлеть в памяти эти волшебные мгновения.

В Зеленом доме я тоже стал надеяться на чудо. Вероятно, он на всех оказывал такое воздействие. Здесь, в зимнем спокойствии застывшей природы, все казалось нереальным. И жизнь на волоске, которую я вел, и череда смертей, и болезнь жены… Порой казалось, что это не я хожу по садику – кто-то другой, чужой. А я смотрю на все это, как в киноленте. Сейчас подойдет Джуля и принесет чай с виноградным вареньем, которое мы оба любили смаковать, а после вместе будем смотреть по телику на эти порой немыслимые, порой грустные истории, происходящими с нашими двойниками…

Могила Арама от окружающего ландшафта выделялась едва заметным бугорком, на котором отсутствовал снег. На стволе акации был прикреплен небольшой деревянный крестик. Обернувшись, я увидел, как подошла Марго, укутавшись в теплую дубленку, и присела на стул перед могилой. Это, наверное, была ее каждодневная процедура.

Вспомнилась первая встреча с Арамом. Все-таки интересная штука эта жизнь. Ведь не будь этой встречи в Измайловском комплексе, наша жизнь потекла бы по иному сценарию. Был бы сейчас жив Артур, продолжали свои темные делишки группа Багдасаряна, и не было бы в этом райском саду три мужские могилы одной несчастной женщины. И ее не было бы здесь. И меня…

Может, мы убили бы друг друга там же, в комплексе. Но одна выдержанная пауза терпимости, и провидение нарисовало нам другой сценарий, другую судьбу.

После прогулки мне стало лучше. Я понял, что кризис проходит. С аппетитом ел, пил свежевыжатые соки, которые энное количество выдавливала для меня Марго. Я набирался сил. Беспокоился лишь за Джулию. Что-то грызло меня изнутри.

Мы даже не следили за новостями, настолько это надоело…

Павлик появился спустя трое суток, к вечеру. Мы сидели за столом и ужинали. Услышав условленный стук в калитку, Толик помчался навстречу брату. Через какое-то время вернулся, молча сел, но не прикоснулся к еде. Вслед за ним появился Павел – растерянный и поникший. Я его видел таким после смерти Мансура. Сердце кольнуло. Как я хотел, чтобы он сообщил что нас ищут, или на след напали и даже вот-вот настигнут…

Он стоял на пороге, мялся и мялся. Смотрел в сторону.

К горлу прилип большой, густой ком. Я еле выдавил:

– Джуля?..

Павлик устало сел на стул у порога, положив руки на колени…

Это в книжках пишут,