слезу точно в отведённые для этого моменты. И разделяли со мной те эмоции, что заложил в её строки автор.

Музыка и мой голос справлялись со своей задачей.

Задержав дыхание, женщины задирали головы. Следили за пантомимой, что разыгрывали в воздухе театра иллюзии. Наблюдали за влюблённой парой фениксов, за их играми, за их битвой с врагами, за их похожими на огненные вихри танцами.

В изобилующей высокопарными фразами «Арии умирающего феникса» я от лица огненной птицы рассказывал слушательницам долгую историю её жизни. Пел о её молодости, о её взрослении, о скоротечности времени и о горечи утрат. А ещё — о надоевшем фениксу бессмертии.

О том, как со временем жизнь теряла для него привлекательность, становилась утомительно скучной и однообразной. И только Великая любовь наполняла её смыслом. На этом месте мои спутницы всегда пускали слезу, а я закатывал глаза.

Песня феникса мне нравилась. Даже несмотря на обилие в ней слащавой, выжимавшей сопли-слёзы лирики. Так было и в прошлом, когда слушал её в компании жён. И сейчас, когда исполнял «Арию» сам. То, о чём рассказывала огненная птица, я мог бы повторить от своего имени.

Исповедь бессмертного феникса походила на историю моих жизней. Мне казалось, что если отбросить всю добавленную в «Арию» приторную любовную шелуху, я пел о себе. О своём прошлом и будущем, о собственных чувствах и желаниях.

Словно тот, кто сочинил песню, неплохо меня знал. Видел список достигнутых мной целей, вдохновлялся рассказанными мной в пьяном угаре историями. Будто он следил за мной давно.

И в прошлой жизни тоже — когда я упорно пытался занять себя борьбой и созиданием. Делал я это вполне успешно. Почти триста лет.

Пока возраст и время не сделали своё дело — всё, что прежде доставляло удовольствие и вносило в жизнь разнообразие, наскучило. Я устал от вида и запаха мёртвых тел и крови, от собственного превращённого временем и магией в мумию тела, от человеческой глупости и неблагодарности.

Из-за подобной усталости и утомительной скуки и уходили из очередного мира бессмертные существа — такие, как я, или как феникс. Мы с ним не видели смысла в том, чтобы превращать наши жизни в бесконечность. Хотя могли бы продлить их на тысячелетия.

Мы рассуждали схожим образом. Какой смысл в том, чтобы жить в одном мире вечно? Забыв о прелестях молодости, не видя привлекательных перспектив в будущем. В итоге: раздавали долги, исполняли обязательства, переставали сопротивляться попыткам наседавших врагов. И растворялись в яркой вспышке.

Чтобы потом вновь возродиться из пепла.

* * *

Воскресший молодой обновлённый феникс взмыл над головами ликующей публики. Он бессмертен. Может умереть лишь на время.

Нарезал в воздухе круги, резвился в танце. Женщины восторженно ревели, махали фениксу руками. Размазывали по лицу слёзы.

Иллюзия отвлекла от меня внимание зрительниц.

Я замолчал.

Звуки карауки и мой голос стихли.

Никто, кроме меня этого, похоже, не заметил.

Я скастовал заклинание.

«Вспышка» отгородила меня от зала. Бросил на себя «отвод глаз». Не без труда поднялся со стула: затекли ноги. Никем не замеченный, я поспешно удалился в боковой карман сцены.

Развеял иллюзию огненной птицы.

Прислушался к вдруг воцарившейся в зале тишине.

Глава 24

Стоял в кармане сцены, отгородившись стеной от зрительского зала. Не слышал ни оваций, ни криков и свиста, ни шарканья ног. Пока не понимал, как восприняли женщины моё выступление.

Но ещё когда пел, видел, что устроенное иллюзиями представление пришлось публике по душе. Оно, вместе со звуками музыки и моего голоса, заставило женщин и поплакать, и улыбнуться. Уверен, что пока исполнял «Арию умирающего феникса», не заметил в зале ни одного равнодушного лица.

Ещё во время выступления обратил внимание: иллюзии почти полностью исчерпали мой резерв маны.

Благо, я не разогнался исполнять оперу целиком!

Откуда Мастера голоса вообще брали энергию на такие длинные произведения? Они потому и делили их на части? В перерывах восполняли запасы маны из накопителей или от меллорнов?

Остатков энергии в моём семурите на весь «Угасающий рассвет в Элиории» точно бы не хватило. Ближе к финалу «Арии» я подумывал о том, чтобы пополнить из камня стремительно пустевший резерв. А ведь «Ария» — не больше тридцатой части «Рассвета». Чтобы показать визуальный ряд всей оперы, мне пришлось бы закачать в камни-накопители с десяток чужих жизней.

Зрительский зал продолжал хранить безмолвие.

Я прикрыл глаза. Сосредоточился. Заглянул в ауру — проверил, наличие магической энергии. «Отвод глаз» — затратное плетение, всегда потребляло значительные порции маны. Пользуясь им, следовало быть постоянно начеку: чтобы не пропустить момент, когда следовало обновить запасы.

Не сразу сообразил, что увидел.

И сперва увиденному не поверил.

Невольно вскинул брови от удивления. Потому что мой резерв оказался заполненным до краёв. Несмотря на то, что энергия из него ежесекундно расходовалась на поддержание сразу нескольких активных заклинаний.

Проверил: плетения, без сомнения, действовали. Но количество маны в ауре их работа не уменьшала. Ещё до того, как бросил рядом с собой «скан», я уже знал, что он мне покажет: почувствовал разлитую в воздухе магическую энергию.

Но даже не предполагал, что увижу её столько: из зрительского зала в мою сторону тянулись, многие десятки ручьёв сырой магии, сливались в мощные потоки, ускорялись. В воздухе над сценой неистово бушевали энергетические вихри. Вблизи меня они сгущались, кутали моё тело в подвижный кокон.

Справился с изумлением, нащупал в кармане тёплый камень. Тот, из которого ещё недавно хотел забрать последние запасы маны. Перенаправил в него часть своих энергетических каналов, отправил в семурит половину запаса магической энергии. Камень наполнился меньше чем на десятую часть. А мой резерв восполнил потери почти мгновенно.

Я недоверчиво хмыкнул.

Перекачал в семурит всю энергию, что находилась в резерве. С максимальной скоростью. Попытался полностью опустошить запасы ауры — перенести их в камень.

Но у меня не получилось это сделать. Потому что освободившееся место в ауре заполнялось сразу, как только я вливал ману в накопитель. Быстрее, чем могли пропустить через себя мои энергетические каналы.

С таким явлением я ещё не сталкивался. Даже не слышал о подобном. Подпитка из любого известного мне накопителя никогда не происходила так стремительно. Я заполнил один камень — схватился за следующий. На то, чтобы исчерпать запас свободного места и в нём, потратил лишь пару мгновений.

Меня охватил азарт.

Камни кочевали из одного кармана в другой. Правый, где семуриты лежали изначально, постепенно пустел. В левом кармане, куда я бросал заполненные