Идём в отделение и видим, что в дальнем конце коридора везут на кресле, нам навстречу, эту больную. И больная еще издалека начинает сиять и кивать головой, приветствуя невролога. Невролог тоже засиял, а потом вдруг посерьезнел и говорит:

– Как же эта паршивка меня узнала, если она не могла меня видеть?

Погрустнел, а потом говорит:

– Ничего! Все равно для родителей, да и для всех, мы будем СПАСИТЕЛЯМИ!

Нет, лучше не делается. Вялая, лицо – восковое. Анализы – дрянь.

Милая девушка в черном паричке плоско лежит на больничной койке. У девушки – нехорошая опухоль головного мозга. Полечилась она уже и в Израиле, и в Германии и, как это чаще всего и бывает, умирать приехала домой, в нашу периферийную больницу. По предложенной в Германии схеме проводим мы ей химиотерапию. Переносит она ее плохо. Ее мама, врач нашей больницы, ни на шаг от нее не отходит.

Говорю я Вике:

– Твой случай – уникален! Ты ведь – натуральная блондинка, а с темными волосами выглядишь шикарно – перекрашивайся в брюнетку!

Вика вежливо улыбается. Она знает о своем заболевании всё. Что там у нее в душе делается? А недавно пришел из армии ее друг, жених, бойфренд… Не знаю, как это теперь называется. Упитанный такой мордоворот. По одежде и повадкам – гопник. Лицо – расплывчатое и туповатое. Типичный славянин.

Стали судить и рядить наши тетки, что совсем он не пара нашей рафинированной Вике. Но Вика оказалась зорче и умнее нас. Рассмотрела она в этом гопнике то, что не видели мы.

Приходит ко мне этот «жених» и говорит:

– Я вижу, хуже ей становится?

– У нее серьезное заболевание. Могут быть и ухудшения. Но мы надеемся…

– Мне справка нужна о тяжести ее состояния!

Я распустил хвост и стал вещать, что справки, информацию о здоровье и прочее мы даем только ближайшим родственникам. И тут этот мальчик рассказывает мне такую историю. Оказывается, что неделю назад они с Викой подали заявление в загс с целью заключения брака. (Викино заявление – прямо из больницы, заверив его у нотариуса.) Увидев, что Вике делается хуже, – заторопились. Узнали, что заключение брака можно ускорить, если будет справка о тяжелом состоянии Вики.

Спрашиваю:

– А родители в курсе?

– Еще нет! Сегодня все скажем.

Сказали! Будущие теща и свекровь повели себя на удивление мудро. Поплакали в ординаторской, а потом собрали слезки в ладошки и пошли улыбаться и поздравлять новобрачующихся.

Но сколько пищи для больничных сплетников! Мужчины-врачи отнеслись ко всему этому с пониманием и зауважали гопника. Но нежные женщины стали говорить о том, что парень – дурак… а нет ли какой корысти у него… а вдруг дети!.. И что это будут за дети у такой больной и отравленной женщины… куда смотрят родители… да и загс не имел права принимать такое заявление и т. д. Может быть, они в чем-то правы, но я рад за Вику и за «гопника», оказавшегося настоящим человеком.

Случай этот ценен для меня еще вот почему. Совсем недавно к нам привезли еще более молодую девочку с впервые возникшим эпилептическим приступом. Раньше ее родителей у нас появились родители ее жениха. Стали требовать сведений о заболевании девушки, о прогнозе и т. д. Что-то, видимо, узнали, и вскоре в палату к этой больной пришел ее жених с кучей друзей и в их присутствии объявил девушке, что, поскольку она тяжело больна, он имеет право отказаться от взятых обязательств и все отношения с ней – прерывает.

Потом еще «как хороший друг» пару раз навещал свою «бывшую». С ней каждый раз делалась истерика. Пришлось его пнуть и распорядиться, чтобы в отделение его больше не пускали.

Первая благодарность.

В приемном покое больницы меня ожидал плюгавенький мужичок в рабочей промасленной спецовке. К груди он прижимал два больших газетных кулька. Меня он сразу забраковал: «Мне нужен не ты, а В. А.! Он мне палец спас». Мужик повертел у меня перед носом культей второго пальца правой кисти: две фаланги отсутствовали. Блестящим достижением медицины это назвать было трудно – потеря части второго пальца у правши, это почти инвалидность. Но я хорошо помнил, что у этого больного был запущенный остеомиелит. Остановить гнойный процесс удалось, только удалив разрушенные кости пальца.

Так и не признав меня своим спасителем, больной оставил свои кульки, наказав передать их В. А. В кульках находилось две бутылки ординарного коньяка и килограмма два конфет «Радий».

Встал на больничной планерке наш патологоанатом Рувимыч и стал ругаться, обращаясь к главному:

– Жара ведь – лето! А у нас в морге двадцать трупов. Родственники не забирают. Морозилок не хватает. Гниют. Выделяют вонь и биожидкости. Мухи. Работать невозможно! Я вам уже пять докладных написал. Давайте уже хоронить за счет больницы.

Главный:

– А с родственниками вы связывались?

Рувимыч:

– А как прикажете с ними связываться? Звонить: «С вами говорят из морга! Ваша матушка у нас чуть-чуть протухла. Может, заберете?» Просто не надо больных до смерти доводить в больнице! А то мрут и мрут. Вон в областной: только больной приготовится коньки отбросить – его на носилки и домой. И смертность у них по нулям!

Главный:

– Ладно! Пишите новую заявку на захоронение двадцати бесхозных трупов. Но денег на это нет.

Рувимыч:

– Пока у вас деньги появятся – еще с десяток наберется. Я напишу заявку на тридцать. А то вон в нейрохирургии еще пятеро на подходе. Родственники их, по моим сведениям, не посещают.

Завнейрохирургией:

– Есть тут наша недоработка. К этим умирающим родственники ходили, но, как только оформили их банковские вклады на себя и завещания подходящие выбили – сразу исчезли. А троих мы выписать хотели. Еще скандал был: к вам родственники бегали, просили оставить в больнице, мол, ухаживать некому, как что делать не знают… Как не знают! Сто раз все им показано и рассказано было. А теперь – ищи-свищи их. Зря вы тогда мне выговор вкатали.

Главный:

– Зря не зря… Работать надо с родственниками! Понимать, чего они хотят. А то плачут: «Спасите любой ценой!!!» А при выписке пишут жалобу, что, мол, послеоперационный рубец некрасивый. Кто тот рубец под трусами видит!

Одни желают, чтобы больной умер «в кругу членов семьи». А что это не кино – не соображают. Мало кто готов наблюдать агонию. Вот и умирают за шкафом или в чулане, вонючие и в пролежнях. Но в «кругу членов»!

Другие просят подержать в больнице до конца. Этих я понимаю. И тех, кто просит отдать покойника без вскрытия, – понимаю… Но родственников «забытых» трупов – не понимаю!.