Девять арабов залезли в кузов сзади. Я не мог сдержать улыбки при мысли, что это, должно быть, самый тяжеловооруженный автомобиль, отправлявшийся в пустынную ночь. Все арабы имели немецкие или итальянские карабины, поверх одежды – патронташи крест-накрест. А из-за кушаков торчал целый арсенал пистолетов и кинжалов.

Вдобавок в кузове было четыре пулемета «Бреда» и небольшая горка боеприпасов к ним. Мой пулемет тоже был установлен спереди на шарнирной стойке, и Ибрим любовно прикасался к нему.

Я медленно выехал из сухого русла и далее следовал указаниям Ибрима, продвигаясь вдоль осыпи от одной тени скалы к другой. Интересно, сколько же оружия взяли с собой Абдул и Бен Омар для атаки на итальянский конвой, если эта группа из десяти человек – всего лишь группа прикрытия, для которой, если все пойдет по плану, не предполагалось никакой перестрелки, – бряцала таким количеством огнестрельного оружия и кинжалов!

Через полтора часа мы сделали остановку. По приказу Ибрима двое из его людей забрали из машины пулемет и установили тыловой сторожевой пост в тени утеса. Мы проехали еще километра три и выехали на верблюжью тропу, по которой передвигались караваны. Здесь заняли позицию еще два человека с пулеметом.

Через восемь километров еще два человека с пулеметом залегли вблизи мартубской дороги, готовые встретить врага.

Ибрим объяснил, что пост рядом с мартубской дорогой поставлен для наблюдения за всеми, кто возвращался с места засады, до которого оставалось тринадцать километров. Всякий итальянский грузовик, который ускользнет от нападения и направится в Барку, чтобы поднять тревогу, будет остановлен здесь.

Вся эта схема была тщательно спланирована. Я убедился, что весь путь отхода повстанцев к пещере надежно прикрывался на ключевых точках. Шансов для прорыва случайно уцелевших при нападении итальянцев не было. Неудивительно, что эта банда так долго действовала безнаказанно. При столь отработанной тактике до поры до времени они были хозяевами положения.

Мы проехали еще около семи километров вперед и остановились у темного подножия холма, где, как пояснил Ибрим, находился крутой поворот мартубской дороги.

– А сколько отсюда до места засады? – спросил я его.

– Около семи километров, – ответил он.

– Тогда уже должна быть слышна перестрелка, – заметил я.

Он покачал головой:

– Ущелья и холмы поглощают звук. Если только не взорвется грузовик с боеприпасами, мы ничего не услышим.

Он был прав, как я понял часом позже, когда внезапно послышался нарастающий шум моторов и из-за сухого ручья стали выезжать грузовик за грузовиком, показавшись лишь в полутора километрах от нас. Ибрим коротко просигналил фонарем, с грузовиков последовал ответ.

– Наши! – победно произнес Ибрим.

Мы не пытались связаться с какой-нибудь из машин, проезжавших мимо наших позиций, но, когда проследовал двенадцатый грузовик, вновь был дан сигнал фонарем, и Ибрим сказал мне:

– Это все!

Я завел мотор, и наш джип двинулся за колонной грузовиков в километре позади в качестве арьергарда. Мы подобрали двоих, оставшихся у мартубской трассы. Затем двоих у верблюжьей тропы и далее, пока не въехали в сухое русло с пещерной базой повстанцев без каких-либо приключений.

Ни одна машина из итальянского конвоя не вернулась назад по мартубской дороге, как мне передали два араба-наблюдателя. Засада прошла успешно.

Селина ждала нас в пещере с приготовленным завтраком. Там Абдул и Бен Омар рассказали мне, что из четырнадцати грузовиков конвоя они захватили десять плюс два своих «опеля».

Броневик «моррис», который я водил прошлой ночью на переговоры с англичанами, разбился, упав в пропасть в узком ущелье, где и остался. Из сорока арабов, вышедших на дело, тридцать два вернулись домой. Четверо погибли в ущелье на «моррисе» и четверо в засаде – в перестрелке с итальянцами.

Один итальянский грузовик сгорел, когда пуля попала в бензобак, а три были выведены из строя, но их груз был аккуратно перенесен на «опели».

– Итальянцы, – сказал Абдул, – почти не сопротивлялись и бежали в горы, как только мы открыли огонь. Только трое их было убито, раненых мы не нашли.

По моему мнению, нападение на конвой было выполнено мастерски. Будучи не просто «пустынными налетчиками», эти люди планировали и осуществляли свои нападения с хитростью и тщательностью, которым невозможно было противостоять.

Когда Ибрим объявил о моем намерении уехать в течение ближайшего часа, Абдул отрицательно покачал головой:

– Amico, если ты поедешь сегодня, тебе не прорваться! С наступлением дня за пустыней будут наблюдать сотни глаз, а самолеты из Барки и Бенгази будут искать грузовики, которые мы отобрали у конвоя. Тебя сразу же заметят и перехватят.

– Он прав, amico, – сказал Бен Омар. – Ночь уже давно прошла. Наш налет на конвой всполошит берсальеров и итальянские ВВС, а возможно, и немцев. Если ты уедешь сейчас, то пойдешь на верную смерть. И почему ты хочешь покинуть нас так скоро?

– Мои дорогие друзья, – обратился я ко всем троим, – из того, что я сегодня видел, мне стал ясен размах ваших операций, и здесь я не могу чувствовать себя в безопасности. Извините за откровенность – здесь нет безопасности и для вас! Уничтожение конвоя из четырнадцати грузовиков не оставит равнодушной даже итальянскую армию. Даром это не пройдет. Итальянцы значительно превосходят вас числом и оружием. Они могут послать тысячу или даже пять тысяч солдат, чтобы найти и выкурить вас отсюда. Если итальянцы сами не смогут это сделать, то обратятся за помощью к немцам. А это действительно опасно! Рано или поздно к ним попадут сведения о вашем укрытии. Не имеет значения, насколько хороша для обороны ваша система пещер и как грамотно расставлены часовые, нельзя ожидать, чтобы разгром целого конвоя сошел вам с рук! Поэтому мне кажется ясным, что на днях вас запрут в вашей собственной крепости!

Три арабских вожака серьезно смотрели на меня и гладили свои бороды, пока я говорил. Затем Абдул сказал:

– Друг, ты сказал правду! Мы осознаем опасность, но верим, что Аллах защитит нас еще немного. Если нас не обнаружат завтра, итальянцы постепенно прекратят охоту. Затем, когда они меньше всего этого ожидают, мы ударим снова! Но я знаю, что если нас станут искать и найдут здесь немцы, то будет тяжелая битва. В этом случае твое положение у нас станет очень сложным. Ты ведь не сможешь воевать на нашей стороне против своих соотечественников!

– Мне бы этого очень не хотелось, Абдул, – сказал я. – Я попробую огнем пробиться сквозь заслоны немецкой военной полиции, но это совсем не то, что встать на вашу сторону в союзе с англичанами для боевых действий против немецких боевых частей! Мое пребывание здесь, как вы понимаете, стало невозможным. Я благодарен вам за гостеприимство, но теперь вы начали боевые операции, которые представляют собой нечто большее, чем мелкие налеты. А поскольку я не могу отплатить за ваше гостеприимство тем, что встану в ваши ряды, то должен попросить вас выполнить свое обещание, данное мне, когда я попал сюда, и позволить мне ехать дальше своей дорогой.