Августина тоже что-то шептала рядом, пытаясь снять с Питера чары злого фарфорового колдуна.

И вот в знакомых карих глазах блеснула искорка, потом другая — словно кто-то заново разжигал добрый свет его души, и Питер, наконец-то, взглянул на товарища осмысленно.

— Джордж? Что мы здесь делаем? — спросил он, как будто просыпаясь.

— Ты чуть не убил Зеленого Человека, а потом меня.

Питер покраснел, вспоминая.

— Точно, этот Тринкет… Он соблазнял меня… этой… славой, — Питер виновато опустил голову. — Подвигом… Говорил, что моя мама страшно обрадуется. Да как моя мама может порадоваться тому, что я стал преступником, хотя бы и в сказочной стране?.. А где Брэнда?… Так надо спасать ее!

Мальчишки взглянули на принцессу, но Августина как-будто потеряла интерес не только к судьбе Брэнды, но и к своей собственной. Такого безучастного вида у нее прежде не было.

— Как же я устала, — сказала она. — Мне очень хотелось все поправить, да только теперь я вижу — не получится. Я привыкла жить только для себя… А для других что-то делать, оказывается, так трудно!

— Августина…

Джордж попытался убедить ее, что можно обойтись и без символа государственной власти, просто надо поверить в себя. Но принцесса подняла руку, останавливая мальчика:

— Я хочу умереть у этого холма. Уходите.

Она отказывалась бороться.

— Ну, и ладно, отдохните пока, — произнёс участливо Джордж. — А мы с Питером отправимся за моей сестрёнкой.

Он чувствовал, что теперь, после спасения товарища, после того, как у них обоих открылись глаза на козни Тринкета, он уже ничего не боится.

Зато тетя Мэри неожиданно сменила гнев на милость.

— Как там мой дракоша поживает? — встретила она мальчиков.

— Привет передает, — ответил Джордж, не поднимая глаз. За его спиной, в привратницкой, густо жужжали шмели.

— Ты точно был у него?

— Вот, подтверждение принес, — Джордж протянул тетке кусок драконьей чешуи.

— Бедненький, наверное, ему больно было, — тётя Мэри скривилась, но тут же по-деловому спросила. — Свадьба не отменяется?

— Все остается в силе, — мальчик потихоньку оглядывал трактир. Следов сестры он не увидел, зато обнаружил настоящую плавильную мастерскую.

Из горна над камином шел жар, на стуле лежали суконные рабочие рукавицы и болванки для отливки колокольчиков. На столе горели две толстые черные свечи, в третий подсвечник была воткнута ветка дикого орешника в форме императорского жезла.

А на пюпитре стояла прикрытая разрисованным и исписанным листком темная книга с незнакомым шрифтом. Ее поля были исчерканы значками и диаграммами. Она была раскрыта на странице, где рядом с непонятным текстом находились две картинки. На одной некто в плаще с капюшоном держал над с раскаленным котлом маленькую девочку, а на другой — он же заливал расплавленный металл в форму с небольшим отверстием, похожую на ту, которая стояла сейчас около тигля. Что ведьма сотворила с Брэндой?

Словно услышав мысли Джорджа, Мэри обернулась.

— Твоя сестра жива-здорова, а колокольчики — мое новое хобби. Можете посмотреть, как я их отливаю.

Мэри сквозь защитные очки посмотрела на расплавленный металл в тигле.

— Вот, эти, именные, будут вашими. Подходите, не бойтесь.

Мальчишки осторожно приблизились к тиглю, а дальше все случилось как во сне.

— Так… — тетя вчиталась в черную книгу. — Ооо, всемогущий Мульцибер Кагуцути Агни Мигр, очнись от сна и помоги мне! — закричала она, выхватив из подсвечника похожий на жезл сучок и стукнув им Питера, а потом и племянника по спине.

Из котла поднялась волна жара. Мэри снова ударила Джорджа сучком, и тот почувствовал, что упал в расплавленную массу.

— Здесь горячо, — поплыл он по огненной реке. От каждого движения вылетал сноп искр. Раскаленный поток закрутил, затянул его, он захлебнулся и почувствовал, что сам стал этим потоком с красными вспышками.

— Что происходит? Опять меня побеспокоили, — сказал кто-то густым недовольным голосом.

— Колокольчики новые отливают, — подобострастно прожурчали в ответ. — Этого Джорджем назовут, того — Питером.

— Как назовут?

— Питером…

— Ну, пусть будут Джордж и Питер, — милостиво согласился бас.

— Пусть будут Джордж и Питер, — подтвердил журчавший.

— Кто здесь разговаривает? — все спрашивал Джордж, озираясь, и никто ему не отвечал.

Его затянуло в узкую канаву, а оттуда — в глубокую воронку. Он растекся по форме, заполнив все ёмкости и ложбинки, и почти позабыл в этот момент, что на самом деле был рожден мальчиком, а не раскаленным потоком.

— Сигнум даст силу, тинтинабулум — скорость, симбалум — мелодию, сторожевой колокол — готовность, кампанулум эд иукаристиам — дружным хором печаль разгонят. Для свадьбы моей и для ЕЁ похорон раскачаются, устроят звон, — издалека, будто с высокой горы, кричала Мэри. — Пусть будут Джордж и Питер!

Вскоре мальчишки были подвешены вниз головой на стене над камином. Рты их широко раскрылись, языки, вывалившись, стали тяжелыми.

— Что такое с нами происходит? — спрашивали они друг друга поджимая под себя коленки и обхватив руками раздувшиеся щеки. Изо рта вылетали не слова, а звон. — Домбодон, дингидон, — ударялись медные языки о щеки.

Висеть на стене было поначалу весело. Болтать и звенеть можно было когда угодно, но случалось, что они вдруг вместе устраивали перезвон, как будто невидимая рука их раскачивала.

— Домбодон, дингидон, — тяжело стучали языки и головы гудели.

Джордж не понимал, для чего предназначена его колокольная болтовня, он только предчувствовал, что кто-то обязательно выслушает ее и позабудет обо всем на свете.

В трактире мальчики снова увидели старых знакомцев: на каминной полке стояла шкатулка с Тринкетом, и человечек дразнил их, показывая свой длинный белый язык. А ближе к обеду в «Перепелке и уже» раздалось кошачье урчание…

— Доброе утро, мистер Кот, — прозвенел Джордж.

Кот нервно задвигал хвостом. В его маленькой кошачьей голове теперь помещалось совсем немного мыслей. Он устроился в кресле, опустив голову, трусливо прижав уши и усы — сделал все, чтобы стать незаметным.

— А ну слезай-ка, дам тебе вкусных объедков, — ведьма за шкирку отодрала его от кресла и понесла в другую комнату. Там он был бесцеремонно сброшен на пол — об этом Джордж догадался по обиженному мяуканью.

Однажды в трактир пришла таинственная гостья, прикрытая черной вуалью. Она отказалась от еды, заказав лишь чаю с молоком, отпила немного и, убедившись, что никто на нее не смотрит, прокралась в хозяйские комнаты.