Он резко дёрнул за цепь, и откуда-то из-за угла раздались сотни раздосадованных стонов и всхлипов.

«Слуги? — подумал про себя Питер. — Наверное, они прикованы к другому концу цепи».

Их крики были очень жалобными, но мальчик явственно осознал, что, если орангутанги его поймают, ничего хорошего с ним точно не произойдёт, а значит, в первую очередь нужно позаботиться о собственном выживании. Ночной патруль заблокировал выходы, так что о бегстве не могло быть и речи. Можно было попробовать перелезть через стену, но это был тоже рискованный план: у орангутангов зрение хищников, и они в одну секунду заметят движение. Нет, единственный разумный выход для Питера — затаиться и надеяться, что животные потеряют к нему интерес.

— Подождите-ка, — произнёс Длинный Коготь и сделал шаг к Питеру. — Кажется, я чую чей-то запах вон там, у задней стены.

— Запах человека, да? Я же говорил!

Длинный Коготь поднял свой кнут.

— Оцепить периметр! Я проверю затенённые участки.

Обезьяны разделились и начали обыскивать двор с противоположной стороны. Питер прижался к тумбе, отчаянно пытаясь придумать, что ему делать, чтобы его не поймали. Пара чёрных волшебных глаз жгла ему карман, и, хотя ему не очень улыбалось превратиться в крошечное насекомое, которое любой может раздавить, у Питера не оставалось другого выбора. Если ему повезёт, есть шанс уползти подальше, пока его не обнаружили.

— Эй! А вот и он! — сказал Молот, заметив локоть Питера в тени. — Там кто-то только что шевельнулся.

Они ринулись вперёд, сшибая на пути кадки и скамейки. Питеру нельзя было терять ни минуты. Он сорвал с головы повязку и быстро вставил в глазницы чёрную пару глаз. Уже в следующее мгновение он почувствовал, как его тело снова меняется. Он стал стремительно сжиматься в размерах, а земля под ним, напротив, росла. Но что-то было не так: руки не просто становились меньше, на них начали прорастать перья! Питер открыл рот, чтобы закричать, но произвёл только писклявое «чирик-чирик!».

Орангутанги обрушили тумбу, за которой прятался Питер, и теперь стояли, уставившись на пол.

— Эх ты, дубина стоеросовая, — произнёс Длинный Коготь и стукнул Молота по голове. — Это была всего лишь одна из этих дурацких пташек.

И он говорил чистую правду, ведь под его ногами на земле сидел крохотный напуганный воробышек.

«Я птица! — подумал про себя Питер, хлопая крыльями. — Но как?»

Как такое было возможно, в настоящий момент не имело значения. Нужно было уносить ноги. Питер узнал, что быть птицей вовсе не так просто, как быть жуком: рук нет, ноги неуклюжие и длинные, а лицо покрыто перьями. А ещё хуже было то, что у Питера почему-то не получалось хлопать обоими крыльями одновременно. Это обстоятельство, а также привычная для мальчика слепота не позволяли ему улететь дальше чем на несколько сантиметров… Если это вообще можно было назвать полётом.

— Погоди-ка, а что это она делает на земле в таком виде? — сказал Молот, наблюдая, как птичка уже в третий раз ударяется об ножку стола. — Разве король не приказывал всем воробьям сидеть на цепи?

Длинный Коготь посмотрел на другие тумбы и только теперь заметил, что они какие-то бесптицые.

— Кто-то их всех до одной распугал! — Он сел на корточки рядом с Питером. — Может быть, эта нам расскажет, что случилось? А если не расскажет, нам будет чем перекусить в ночи.

Он схватил Питера за перья на хвосте и, поддразнивая, поднёс его ко рту. Сердечко Питера-птички билось быстрее, чем он мог себе представить.

— Ну, привет, закуска, — сказал орангутанг с ухмылкой. — Готова рассказать нам о событиях этой ночи?

От горячего зловонного дыхания монстра Питер весь поник. Когда в последний раз он оказывался так близко к орангутангу, то чуть не лишился руки; сейчас же ему грозило лишиться куда большего. Если мальчик не хочет, чтобы его сожрали, нужно быстро выдумать ответ. Питер знал, что самая лучшая ложь — это почти полная правда, ведь когда её произносишь, получается делать честное лицо.

Он начал плакать:

— Не ешьте меня, сэр! Я только хочу, чтобы меня вернули обратно на мою тумбу!

Чистая правда: Питер не хотел, чтобы его ели, и мечтал, чтобы его поставили куда-нибудь в сторонку, подальше от пасти.

— Чепуха, — ответил Длинный Коготь. — Вы, чирикающее отродье, уже много лет просто грезите свободой. Без конца клюёте свои маленькие цепочки, и нам приходится их раз в полгода заменять. Так кто же помог вам, красоткам, сбежать?

— Это был… незнакомец! — сказал Питер, снова решив, что правда окажется наиболее убедительной. — Я его раньше никогда не видела! — Тоже правда. — Он кричал что-то о «свержении короля», а затем, как по волшебству, избавил нас от цепей. Мои сестрички улетели, а я не смогла, потому что у меня… у меня сломано крылышко! — Питер в доказательство выставил вперёд свою скрюченную руку. — А потом я увидела, как незнакомец убегает. Вон туда! — И он указал в направлении, противоположном дому миссис Мелассы.

— Воришка? — Длинный Коготь саданул лапой по стене. — Король снимет с нас шкуры, если узнает об этом!

Он швырнул воробья Молоту.

— Твои обязанности подождут. Надень на неё оковы и собери всю нашу стаю! Я хочу, чтобы абсолютно все орангутанги пустились на поиски этого незнакомца!

И унёсся прочь.

Молот поставил Питера на пустую (и всё ещё не поваленную) тумбу, взял крохотные золотые кандалы кончиками когтей и принялся пристёгивать их к крохотной птичьей ножке. Не сразу, но ему это удалось.

— Тощая, как зараза, — пробормотал он. — Даже мяса толком не наскребёшь.

Он поднял с земли хлыст и неуклюже побрёл к коридору.

Вы, наверное, помните, что, когда оба орангутанга вошли в Столовую, они громыхали длинными цепями. Теперь, когда Молот топал по полу, его цепь начала натягиваться, и следом за ним поковыляли сотни слуг. Пленники спотыкались и стонали прямо у Питера под носом. «Что это за несчастные души?» — думал он про себя. Очевидно, это были какие-то заключённые. Но если это так, тогда почему же король просто не отправил их в Пустыню Справедливости? Клювом Питер не мог улавливать запахи так хорошо, как делал это обычно, но кем бы ни были эти создания, от них воняло так, будто они никогда в жизни не мылись. Питер слушал, как скорбная процессия ползёт мимо него. Ему было непросто определить, сколько в ней участников (воробьи как вид славятся своими скромными талантами в математике), но мальчику показалось, что он насчитал как минимум сотню пульсов, пока ржавая цепь, громыхая, тянулась мимо него.

— Пошевеливайтесь, личинки! — Молот щёлкнул хлыстом где-то посреди Столовой.

Таинственные узники, покачиваясь, пошли дальше, а их стоны эхом разносились по дворцу.

Когда в Столовой наконец-то стало безопасно, Питер приступил к самому сложному: нужно было вынуть глаза. Великий воришка старался изо всех сил и одновременно размышлял, как же всё-таки работала эта пара волшебных глаз. Сначала они превратили его в жука, затем — в воробья, но где же связь? Питер вспомнил о коротеньком разговоре с жуком во дворе миссис Мелассы. А перед тем как в Столовую пришли орангутанги, он беседовал с воробьём. Так, может быть, эти глаза превращали его в последнее животное, к которому он притрагивался? Если это правда так, то встреча со сварливым жуком оказалась куда полезнее, чем ему сначала показалось.