– Кто-нибудь говорил, что ты слишком много пьешь? – поинтересовалась Кара.

Эспель опустила стакан.

– Пара человек, – опасливо призналась она. – Время от времени. Что, миледи хочет к ним присоединиться?

Кара ущипнула себя за переносицу, выдавливая улыбку.

– Нет, миледи не хочет, – ответила она. – Но твоя подруга – она может.

Эспель сглотнула:

– Мы подруги, мэм?

– Наверное, – пожала плечами Кара. – Я бы не позволила никому другому меня красить.

Эспель издала лающий смешок, но Кара не шутила. Она откинулась на плюшевую белую обивку и закрыла глаза. Ей предстояло подумать, решить, что делать дальше, но широко раскрытые разделенные глаза Гарри Блайта продолжали вспыхивать в памяти, обращая в прах любые попытки связно мыслить. Она убеждала себя, что ничего не могла сделать для его спасения.

Ничего, кроме как прямо на месте признаться, кто она.

Раздался стук: наверное, Эспель поставила тяжелый стакан на стол, – потом скользящий звук: что-то тяжело двигалось по деревянным половицам. Кара не открыла глаза, услышав мягкое шуршание ног по ковру: фрейлина подошла к ней.

– Тогда, – тихий голос Эспель лился из пространства у нее над головой, – дружба за дружбу: должна сказать вам, графиня, что вы выглядите ужасно.

– Правда?

– Нет, не так: вы выглядите сногсшибательно… но, по вашим меркам, сногсшибательно – это весьма так себе.

– Так ведь и день, выражаясь твоим языком, выдался весьма так себе, – пробормотала Кара.

– Почему бы нам не подумать, что можно с этим сделать?

Кара почувствовала, как по ее затылку заскользили пальцы. Она слегка напряглась, а потом снова расслабилась, когда большой палец Эспель начал кружить по узелку мышц у основания ее шеи.

– Эспель?

– Да, графиня?

– Почему Пэ-О Гарри Блайта на него напало?

Кара услышала, как Эспель сглотнула, прежде чем ответить:

– Потому что ненавидело его, графиня. Оно было его противоположностью, антиподом. Его Персональным Окаянным… – Девушка фыркнула над последней фразой, словно она была старинной несмешной шуткой. – Все в Гарри было его врагом. Оно сидело в засаде, притаившись во снах, которые делило с ним, завидуя его власти над телом. Когда его разбудили, у Пэ-О появился шанс. Гарри боролся с ним, но… оно оказалось слишком сильным.

– И вам пришивают такие штуки? К разумам и телам? – недоверчиво переспросила Кара. Она сжимала кулак, пока ногти не впились в ладонь. Вспышка-воспоминание о колючках. – Как вы это терпите?

– Это цена, которую мы платим… – Эспель сникла.

– За красоту? – спросила Кара, вспомнив слова Дрияра.

– Нет. – Одна из рук Эспель отодвинулась, и Кара представила, как она касается своего симметричного лица. – За выживание. – Ее голос немного огрубел, пальцы напряглись на Карином затылке.

Кара открыла глаза и посмотрела вверх.

Эспель стояла позади нее, держа в свободной руке нож верхолаза. На долю секунды лезвие дрогнуло, а потом метнулось вниз. Кара не думала, не говорила, не тратила время, пытаясь блокировать удар. Ее рука выстрелила вверх, быстро, словно управляемая колючей проволокой, выбрав кратчайшее расстояние до цели: раскрытая ладонь ударила Эспель в челюсть.

Блондинка отшатнулась, ударившись о сервант, и осколки разбившейся об пол вазы звякнули, словно пронзительные колокольчики. Кара попыталась подняться, но Эспель, качнувшись вперед, прижала ее к дивану. Лезвие устремилось к Кариному лицу. Кара инстинктивно вскинула руки, хватая запястья нападающей и пытаясь их выкрутить, но Эспель оказалась слишком сильна. Нож уколол Карино горло. Она невольно подавила крик.

Что-то черное выделялось на белой обивке: «тревожная кнопка», выданная ей Эдвардом, застряла между двумя подушками возле коленей. Кара хотела дотянуться до нее, но обе руки были заняты, удерживая метящий в шею нож. Стиснув зубы, она подогнула ноги, развернув бедра к спинке дивана, и опустила левое колено на черную кнопку.

Эспель не заметила этого. Все ее внимание сосредоточилось на Карином горле, на проблесках пульса, который она хотела погасить. Она даже не вздрогнула, когда по коридору загрохотали шаги.

– Графиня? – Мясистый кулак забарабанил по двери. Эдвард позвал снова: – Графиня Хан?

Карины зубы скрежетали. Она чувствовала, как дрожат, словно гитарные струны, мышцы рук, как вылезают из орбит глаза. Симметричное лицо Эспель краснело над нею.

– Графиня! – Теперь задребезжала ручка двери. Эспель заперла ее, и удары Эдварда сотрясали всю дверную коробку.

Карины руки горели по всей длине. Она представила, как было бы легко опустить их, освобождая лезвие.

Девушка посмотрела на Эспель. Лицо блондинки сморщилось от сосредоточения и чего-то похожего на страдание, но нож в ее пальцах не дрожал.

«Я уже должна быть мертва, – подумала Кара. Верхолазка оказалась сильна, ее мышцы закалились от постоянного карабканья по крышам. Сама гравитация выступала на стороне Эспель: все, что ей оставалось сделать, это просто наклониться вперед, и закончить дело. Но она не наклонялась. – Почему я все еще жива?»

Новый громкий стук, затем дверь содрогнулась и треснула. Они обе вот-вот умрут: Кара – от удара ножа, а Эспель – через несколько секунд, когда дверь поддастся и телохранитель вломится внутрь. Верхолазка должна понимать, что у нее в запасе всего несколько мгновений, чтобы нанести последний удар, прежде чем ее схватят, но он все не обрушивался. Симметричное лицо Эспель было мятым, красным и печальным.

«Прежде, чем ее схватят», – подумала Кара. Внутренним взором она увидела Гарри Блайта, борющегося с собой, со смертоносным паразитом, проснувшимся в его теле.

Удар. Хруст. Треск. Треск двери перерос в скрип петель. Эспель рефлекторно подскочила, давление на Карино горло немного ослабло, и за один бешеный удар сердца та сделала выбор.

Она отпихнула держащую нож руку Эспель в сторону и вниз, за диван, вцепилась в край ее блузки и притянула к себе. Мертвецки пьяные глаза вспыхнули – Эспель поморщилась в ожидании удара головой, – но Кара прижала свои губы к ее губам.

Она держала ее: верхолазку, фрейлину, подругу, убийцу. Пульс бился как сумасшедший. Скрипнули половицы. Кара чувствовала, как Эдвард наблюдает за ними с порога.

– О… хм… понятно. Я…

Кара почти слышала, как краска заливает щеки телохранителя, но не поворачивалась, цепляясь за отчаянный фарсовый поцелуй.

Прошло семь бесконечно гулких ударов сердца, а она по-прежнему игнорировала присутствие маячившего в дверном проеме Эдварда. Кара хотела было издать влюбленный стон, но потом передумала. Все проигрывалось у нее в ушах: скрип половиц, визг петель закрывающейся двери, потом робкое шарканье по щепкам, когда телохранитель сделал все возможное, чтобы восстановить дверной замок. А потом, наконец, словно глотком воздуха для утопающей, раздался звук удаляющихся шагов.