Рядом со шлемом лежали подсоединенные к компьютеру перчатки, но Каору даже не притронулся к ним, а уставился прямо в экран.

На экране, словно реагируя на приближение человека, стали возникать буквы:

Welcome!

То, как буквы одна за другой возникали на экране, выглядело абсолютно по-детски. Могло показаться, что это какая-то детская шутка. По-видимому, существовала какая-то функция, позволявшая компьютеру распознавать стоящего перед экраном человека.

Преодолев нахлынувшее замешательство, Каору стал медленно опускаться на стул рядом с дисплеем. Устроившись наконец на сиденье, он вздохнул и спросил у компьютера:

— Ты кто?

Машина ничего не ответила, вместо этого на экране появилось изображение какой-то местности.

По дикой пустыне гулял ветер. Земля изобиловала неровностями. Картинка сместилась. У Каору создалось впечатление, что человек, глазами которого он сейчас смотрит, бежит по пустыне. Казалось, он скользит по поверхности. То появляясь, то исчезая, впереди замаячили очертания поселка. Где-то он уже видел это.

Изображение не походило на то, что он видел здесь, но Каору почувствовал, что действие происходит в Уинсроке. Поселок занимал меньше территории, чем теперь, виднелось только несколько домов. Все они были не каменными, а деревянными. И если бы не гора на заднем плане, вряд ли можно было бы понять, что это Уинсрок.

Сколько же лет назад это происходило? Сто? Нет, гораздо больше. Людей не видно, и нет никакой зацепки, что это за эпоха.

А это, собственно, фильм?

Вопрос напрашивался сам собой.

Не особо похоже на компьютерную графику. Скорее напоминает видеоизображение. Очень похоже на видеозапись, но даже если она сделана хотя бы лет сто назад, то изображение не могло быть таким четким. С помощью специальной технологии воспроизвели облик Уинсрока столетней давности? Но картинка выглядела совершенно реальной.

Изображение на экране было двухмерным. А вот звучание — явно объемное. Внимание Каору постепенно переключилось на сверкающий шлем и перчатки, лежавшие рядом с экраном. Его наконец осенило.

Чтобы получить трехмерное изображение, я должен надеть шлем и перчатки.

Он надел шлем и натянул на руки перчатки. Чтобы обозревать пространство на триста шестьдесят градусов, ему достаточно было только вертеть головой, изображение развертывалось у него в мозгу.

Стук лошадиных копыт за спиной приближался. Невероятная реалистичность происходящего ударяла в мозг.

Каору чувствовал вибрацию земли, сотрясаемой бегущими сзади лошадьми. И хотя на нем были ботинки, он чувствовал впивающиеся в ноги колючки кактусов. Его подстегивали человеческие крики, теплый ветер дул в затылок. Ему захотелось пить. Пот тек по всему телу.

Сзади на него надвигалась грозная тень, а он все гнал и гнал вперед. Когда он, не выдержав, обернулся, то увидел скачущих верхом индейцев с украшениями из перьев на головах.

Так они меня прибьют.

Каору рванулся в сторону, пытаясь оторваться от преследователей, но тут чья-то сильная рука схватила его за талию и потащила вверх. Переживание было абсолютно реальным, Каору казалось, что он ощущает запах пота и земли. Мгновение — и он уже сидел на лошади.

Он спрашивал себя, не сон ли это. Но, схватившись, чтобы не упасть, за спину сильного индейца, увидел свисающую с плеча, как украшение, гирлянду скальпов. Один из них был совсем свежим, кожа на внутренней стороне еще не успела высохнуть. В лицо ударил едкий запах крови.

В глазах потемнело, голова откинулась назад. В этот момент распалась грань между реальным и нереальным мирами.

Каору так и не смог понять, сколько его протрясло на лошади. Минуты? Десятки минут? Любой ответ показался бы ему удовлетворительным.

Они спустились вниз и встали на берегу реки, что, извиваясь, ползла по дну глубокого ущелья. Каору был немного удивлен обилием воды. Бурный поток нес комья коричневой почвы, и его трудно было назвать прозрачным. Но повисший в сухом воздухе над рекой запах воды очень сильно успокаивал.

Вздымая брызги, отряд помчался по берегу и остановился там, где ущелье расширялось. Несколько мужчин закричали, подражая голосам животных. Остальные, разделившись на две группы, стали внимательно разглядывать берега вверх по течению и против течения. Так глядят те, кто спасается от погони или боится засады.

Палящее солнце раскаляло землю, жар передавался от ног телу. Каору физически ощущал это.

Деревья на склоне ущелья зашевелились. Из тени деревьев и камней по двое, по трое выходили люди — женщины, дети, старики.

Их было гораздо больше, чем всадников.

Поначалу женщины подходили с опаской. Ожидание смешивалось с напряжением, радость со страхом. Они бросали на мужчин, сидевших на лошадях, взгляды, исполненные мольбы. Присмотревшись, они побежали к всадникам с криками, напоминавшими птичьи, и мужчины спешились и раскрыли им объятия. С безмятежным доверием смотрели они друг на друга. Однако видно было, что встреча не продлится долго, все вокруг дышало опасностью.

Крик женщин походил на плач. Хотя, если хорошенько прислушаться, можно было различить две интонации: кто-то плакал от радости, кто-то от горя. Какая-нибудь женщина, не нашедшая в группе всадников родного лица, падала на колени и начинала дико выть, ударяя по земле кулаками. Матери с младенцами на руках, хватая стариков за руки, падали обессиленные на землю.

Каору понял. Не иначе как воины живущего здесь племени вернулись с поля битвы. Сколько же их было, когда они покидали эти места? Радостных женщин столько же, сколько поникших и плачущих; их столько же, сколько вернувшихся мужчин. Значит, на войну отправилось вдвое больше. И половина не вернулась. Если чье-то лицо не могли отыскать среди всадников, это наверняка означало, что человек погиб. Жены и близкие родственники не скрывали ни горя, ни радости.

Один лишь Каору не проявлял никакого интереса к происходящему. Оказавшись в самом центре группы, он чувствовал себя ужасно.

Когда его схватили и посадили на лошадь, он перестал понимать, в каком мире находится. Сейчас он видел перед собой женщину, из глаз у нее текли слезы. Судя по ее прямому взгляду, Каору вовсе не был здесь чужим. Рядом прыгал десятилетний ребенок. На лице Каору появилось смятение. Его захлестывали чувства.

Женщина держала на груди недавно родившегося младенца. Ее длинные волосы были заплетены сзади, высокий и широкий лоб открыт. Не замечая собственного ребенка, она неотрывно смотрела на Каору. У него перехватило дыхание. Поддавшись внезапно нахлынувшим чувствам, он обнял ее за плечи.

Каору сопоставил в сознании образ стоящей перед ним женщины и образ Рэйко. Они и впрямь были похожи. Длина волос и прическа отличались, но грустные глаза были в точности такими же. Или ему просто хотелось так думать. Ему, как никогда раньше, захотелось увидеть Рэйко.