И я рассказала им, что существуют позитивные и негативные эмоции. Человек испытывает негативные эмоции в три раза чаще, чем позитивные, – обидно, конечно, но так уж мы устроены. У человека в устойчивом психологическом состоянии негативные эмоции все-таки перемежаются позитивными. Или у него хотя бы все негативные эмоции – разные, например, страх, потом ужас, потом отчаяние. А вот первоклассники испытывают только одну эмоцию в течение всего школьного дня – это страх. Четыре часа в день семилетний ребенок боится. Это неприятная для нас информация, но что делать, это научный факт. И дальше мы все вместе обсуждали, как помочь нашим детям… Ох, ну не важно, это я просто почему-то вспомнила, пока Полина рассказывала о своем железнодорожном водопроводе.

Полина перешла к другому вопросу, тоже о заводе. Она не понимает, как у нас в России делают бизнес. Она думала, что будет иметь дело с корпорацией, а не с интересами отдельных людей – директора, главного инженера, юриста. Бедная Полина попала в осиное гнездо, где у каждого свои личные интересы, каждый интригует и старается ее обмануть.

И тут раздался звонок в дверь, ура! Не то чтобы мне было не интересно про завод, но все же не так интересно, как Полине.

Это Ольга, ура, ура!.. Правда, Ольга не любит новых людей, но ничего, я ей столько рассказывала о Полине, что они уже, можно сказать, подруги.

У нас теперь консьержка, ужасно неудобно. Раньше я просто открывала двери, и все, а теперь консьержка звонит мне снизу в специальное устройство и говорит: «К вам пришел Тяпкин-Ляпкин», – а я должна сказать: «Пропустите, пожалуйста, этого Тяпкина-Ляпкина!» Как будто я могу сказать: «Ах вон это кто… Не-ет, Тяпкина-Ляпкина не пускать…» В общем, я должна ждать, пока Тяпкин-Ляпкин поболтает с консьержкой и поднимется, так что теперь открыть дверь – это серьезное дело и занимает время.

Пока я в прихожей ждала Ольгу, Полина из комнаты звонила кому-то по работе. Спрашивала кого-то по работе, придет ли этот кто-то сейчас домой, какие у него планы на день и не могут ли они сегодня встретиться. Кажется, этот кто-то не мог с ней встретиться, потому что Полина разочарованно сказала – ну ладно, тогда я завтра позвоню… Полина всегда работает и никогда не отдыхает, я бы так не могла.

– Они мне говорят – он у вас на уроках спит… – простонала Ольга и попыталась улечься на кухонный диван прямо из положения стоя. – Как же я устала, как устала…

Конечно, она устала – сегодня же суббота… По субботам мы с Ольгой обычно ходим к директору школы. Не то чтобы я не люблю Антошину школу, я ее просто ненавижу!.. Но ничего не поделаешь – мы же все-таки несем ответственность перед Антошиной родной матерью. Я сама посоветовала Ольге взять Антошу, когда его родная мать выходила замуж в Америку. А последняя открытка от нее пришла из Монтевидео. Монтевидео – столица Уругвая, это не каждый знает. Ольга, например, сначала думала, это в Канаде, а я, что в Бразилии.

– Еле приплелась… совершенно мертвая, – шептала Ольга, быстро заползая на диван. – Даша, быстро накрой меня пледом, моим любимым, в желтую клетку, и дай мне подушку, две… и чаю, дай мне сначала чаю, а потом еще чаю и бутерброд…

На кухню вошла Полина, и Ольга сделала вежливое лицо «ну вот, а я так хотела полежать и расслабиться».

– Я Полина, очень приятно познакомиться.

– Очень приятно, еле приплелась, – светским голосом сказала Ольга, изобразив вялый приветственный жест из-под пледа, и бессильно опала.

А Полина почему-то покраснела и вся подобралась, как будто она лев и готовится к прыжку прямо на мой кухонный диван, на плед в желтую клетку.

– Они мне говорят – он у вас на уроках спит, – повторила Ольга, – а я им: это он у вас на уроках спит… Даша, дай мне еще один бутерброд с сыром, а колбаски нет?..

– Он – это наш Ольгин ребенок, – пояснила я, – учителя странные люди, правда? Спит же ребенок, не шалит, не плюется промокашкой, а им все не нравится…

Я отвлекалась на чай и бутерброды, а Полина завязала с Ольгой дружескую беседу.

Полина задавала Ольге какой-нибудь вопрос, и это был заинтересованный и сочувственный вопрос. Но почему-то получалось, что она как будто нападала на Ольгу:

– у вас нельзя спать на уроках, а у нас ребенок всегда прав, хочет спать, пускай спит;

– у вас ставят оценки при всех, и этим воспитывают в детях комплексы, а у нас ни один ребенок не знает оценки других детей, потому что главное – не повредить self esteam[4]ребенка;

– у вас учителя вызывают родителей – а у нас учителя боятся родителей, родители могут пожаловаться Рrin-cipal,[5]нанять Special educational advocate,[6]это специальный юрист для нападения на школу;

– у вас ставят двойки, а у нас к неуспевающему ребенку в класс приходит one to one aid[7]или support person[8]и помогает ему учиться;

– у вас ставят оценки за устные ответы – а у нас учитель имеет право оценить только письменный тест, поскольку тест – это документ, и родители могут обратиться в суд;

– у вас в школах работают злобные нищие тетки – а я бы никогда не позволила измываться над моим ребенком.

Все это было совершенно как мезотерапия!

* * *

Однажды наша подруга Ирка-хомяк повела меня на одну очень хорошую косметическую процедуру – мезотерапию.

Ирка особенно подчеркивала, что процедура совершенно безопасная – в том смысле, что после нее нельзя стать хомяком, как после введения геля в носогубные складки. Несколько лет назад Ирка-хомяк сделала себе уколы каким-то гелем в носогубные складки. Сначала получилось очень красиво – гель заполнил складки, и они совсем пропали. А потом оказалось, что складки пропали, но вот щеки… Щеки нет, не пропали, потому что гель заполнил щеки, как будто у Ирки за щеками еда на черный день, как у хомяка. Но хомяк не огорчился и все равно всегда находится на передовых рубежах науки. Так вот. Ирка-хомяк уверяла меня, что мезотерапия – это совсем не больно.

И все это действительно выглядело совершенно невинно, потому что уколы были малюсенькие, тонкой иголочкой. Но – очень больно, очень! Уколы шли батареей, один за другим не переставая – тик-тик-тик, – очень больно, очень… Очевидно, я терпела эту адскую нечеловеческую боль как настоящий герой, потому что врач спросила Ирку-хомяка: «А она у вас не кусается?» – и Ирка-хомяк гордо сказала: «Нет». За то, что я не укусила врача, мне пообещали очень хороший эффект разглаживания лица – на шестьдесят процентов. Только я не поняла, шестьдесят процентов чего – наверное, шестьдесят процентов моего лица. Но ведь в сто процентов моего лица входят зубы, брови – и это еще не считая ушей, тогда какие именно части останутся неразглаженными?