Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он уже решил, как будет выбираться отсюда. Способ был опасный. Пожалуй, самый опасный из всех возможных. Роман еще ни разу к нему не прибегал. Но сейчас выбора у него не было. Либо он рискнет, либо останется в этих катакомбах навсегда.
А для этого надо убедить Стояна, что он беспутный неудачник, болтающийся по миру в надежде найти уголок посытнее. Он немолод, слаб телом и духом, ему страшно до такой степени, что он едва не теряет сознание при мысли о пытках.
И никаких «особых» признаний, как бы туго ему ни пришлось. Иначе ничего не получится. Стоит им зацепиться хотя бы за одно слово, разговор пойдет совсем в иной плоскости. А этого Роман допустить не мог. Одна ошибка – и ему конец.
– Я в туалет хочу, – сказал он.
– Молчи, – прорычал француз.
– Я видел, – «отчаянно труся», продолжал настаивать Роман, – здесь рядом туалет. Отведите меня, всего на минуту.
Верзила молчал.
– Я могу сделать под себя, – пригрозил Роман.
Француз слегка сдвинул брови.
– Только не дурить, – сказал он.
– Нет, нет, что вы! – горячо ответил Роман. – Я же все понимаю. Только на минутку.
Сторож тяжело шагнул к нему, присел, отстегивая ноги.
Роман посмотрел на его плечи, на шею, которая была толщиной с баранью тушу. Вырубить такого со связанными за спиной руками невозможно. Были бы руки свободны, тогда железным стулом по затылку – и готово. Но другой вопрос, что смысла в этом все равно немного. Оружия при стороже нет, да и зачем оно ему здесь? Стало быть, его захват не давал никаких преимуществ. И в качестве заложника он не годился, поскольку Стоян вряд ли дорожил им настолько, чтобы в обмен на его жизнь выполнить все требования пленника.
– Пошли, – сказал француз, дернув Романа за наручники.
«Возможно, в туалете? – продолжал Роман развивать первоначальную мысль. – Он должен будет освободить мне руки. Или хотя бы перевести их в переднее положение. Тогда я вырублю его, шумну, чтобы прибежал часовой, и разоружу часового. А с автоматом в руках я уже не тварь дрожащая, а боевая единица. И тогда посмотрим, чья возьмет».
Француз вывел его в коридор, жестко придерживая за наручники, и втолкнул в туалет.
– Давай.
– А руки? – спросил Роман. – Как я расстегну штаны?
Верзила просунул палец ему под пояс, рванул книзу так, что Роман едва устоял на ногах. Лопнул кожаный ремень, отлетела пуговица, с треском разошлась «молния». Брюки, и заодно трусы, ничем не поддерживаемые, опали ниже колен.
– Давай быстро, – бесцеремонно толкнул пленника к унитазу француз.
Роман жестко выругался про себя. Стоян поручил его поистине знатному тюремщику.
– Отвернитесь, – попросил он.
Француз широко ухмыльнулся.
Роман плюнул и сел на унитаз. Черт с тобой, извращенец. Смотри.
Облегчившись, он неловко поднялся. Спущенные штаны, которые он не мог подтянуть, как ничто другое внушали ему чувство собственной беспомощности. Взрослый мужчина, он вдруг показался себе маленьким мальчиком, стоящим с голой пипкой перед незнакомым и страшным человеком.
«Еще схватит этими ручищами и нагнет головой в унитаз», – мелькнула тошнотворная мысль.
Француз шагнул к нему, взял за плечо и развернул, как тростинку. Роман уже хотел лягнуться, но француз подтянул опавшие детали его туалета и сунул ему в руку пояс от брюк.
– Держи.
Роман схватился за брюки обеими скованными руками, придерживая их на крестце. Ширинка была разорвана напрочь, ремень бесполезно болтался, но все-таки он был хоть как-то прикрыт. Впрочем, более беспомощное положение трудно было представить.
Верзила вытянул его из туалета и погнал обратно в прачечную.
Роман увидел, что навстречу ему идет Стоян с незнакомым человеком, очкариком лет пятидесяти.
Стоян смерил Романа безучастным взглядом, никак не отреагировав на повреждения в одежде, и кивком головы приказал французу заводить пленника в прачечную.
Верзила, торопливо пристегнув Романа к стулу, отошел к стене.
Роман начал понимать, что палач, скорее всего, не он. Уж больно неуклюж. Переломать ребра – еще ладно, но для более тонкой работы он вряд ли годится.
Похоже, что пыточными делами занимается вот этот очкарик. Интеллигент по виду, он таил в чертах лица ту патологическую жестокость, что сразу выдает садистов и маньяков. Не дожидаясь, когда Стоян начнет разговор, он положил на стол небольшую сумку и раскрыл ее на две половинки, как маникюрный набор.
– Что вы решили? – спросил Стоян.
Роман хотел ответить, но в горле у него запершило, и он закашлялся. Глаза его были прикованы к тем небольшим металлическим предметам, что находились в «маникюрном наборе» очкарика.
Стоян перехватил его взгляд и улыбнулся.
– Это Мигель, – сказал он. – Познакомьтесь.
Мигель, на миг блеснув очками, кивнул.
– З-зачем он здесь? – спросил Роман, бледнея. – Вы же сказали, мы обойдемся без этого.
– Обойдемся, – подтвердил Стоян. – Но только в том случае, если я услышу от вас правду.
Разговор шел на французском. Видимо, для того, чтобы и Мигель мог их понимать.
– Итак, я вас слушаю.
Роман вздохнул.
– Вы правы, я не все вам рассказал, – начал он, честно глядя на Стояна.
Тот кивнул.
– На самом деле не было никакого американца.
Стоян снова кивнул.
– Эти люди вышли на меня еще вчера.
– Какие люди? – немедленно спросил Стоян.
– Серьезные люди. Профи.
– В каком смысле?
– В том, что им уложить десяток-другой человек ничего не стоит.
– Понятно. Какой они национальности?
– Французы.
– Угу. Сколько их было?
– Двое. Один постарше, второй помладше.
– Кем они представились?
– Никем.
Стоян нахмурился.
– Ну, сказали, что они выполняют секретную операцию. Я что, должен был документы требовать?
– Продолжайте, – потребовал Стоян.
– Они знали обо мне все, вот что меня сбило с толку. И про мои темные делишки тоже. Сказали, что помогут мне, если я помогу им.
– И вы согласились?
– А что мне оставалось делать? – воскликнул Роман. – Они пригрозили, что отдадут в полицию снимки, где я изображен в компании наркоторговцев. У меня до сих пор нет французского гражданства, поэтому я вылетел бы из страны как пробка.
– Ясно. И они послали вас в «Жемчужину»?