– Как это? – теперь уже перепугался Андрей.

– Ну, сначала она велела мне немедленно ехать домой, но я отказалась. Сказала, что я уже взрослая и имею право заниматься сексом, а она ответила, что воспитала шалаву и что я разбила ей сердце…

И тут Маша заплакала.

А Панов наконец понял, во что ввязался.

Он решил за Машу, что делать. Теперь ему придется расхлебывать эту кашу, если, конечно, не хватит мужества выставить девицу вон.

Это ведь ее проблемы, так?

– Ладно, – кивнул он. – Только спать будешь на диване.

– Я тебе не нравлюсь? – спросила она жалобно.

– Пока не знаю, – Андрей покачал головой. – Как-то все стремительно…

– Ладно, я поеду… – поникла Маша.

– Ну куда?! – воскликнул Андрей. – Куда ты поедешь?! Иди спать! Завтра решим, что делать.

Андрей уложил девушку, выключил свет и задумался над тем, как же теперь жить.

У него есть всего два месяца. И Маша тут совершенно ни при чем. Она зануда. Ужасно одевается. Держится за юбку мамаши.

Но с другой стороны… Что, если за эти последние два месяца он сделает ее другим человеком? Он будет как бы Пигмалион, а она – Галатея.

У него много дел, но этот опыт можно считать развлечением. Он все успеет. Все будет хорошо.

– Я не могу… – ныла Маша с утра.

– Дорогая моя… – Андрей разводил руками. – Пора принимать самостоятельные решения. Звони! – Он протянул ей телефон.

Маша трубку держала уверенно, но в последнее мгновение номер сбрасывала и ныла, ныла, ныла…

– Или ты звонишь, или немедленно идешь вон! – страшно закричал Андрей.

Маша все-таки дозвонилась.

– Олег Николаевич? – дрожащим голосом произнесла она. – Здравствуйте, это Маша… Да, спасибо, хорошо… То есть… В общем… Простите, пожалуйста, мне так неловко… – она с тоской взглянула на Андрея. – Но я вынуждена просить вас найти новую квартиру. Я вас ни в коем случае не тороплю, вы ищите, сколько нужно… Ну, в разумных пределах… Да. Да. Спасибо. И еще раз извините…

Извинения длились бесконечно долго, поэтому Андрей пошел на кухню – распорядиться насчет завтрака.

– Татьяна Ивановна, вы могли бы пожарить блинчики? Мороженое у нас есть? – Андрей уставился в холодильник.

Татьяна Ивановна посмотрела на него с подозрением. Здоровый образ жизни Панова исключал всяческие блинчики, булочки и прочие соблазны.

– Понадобится ваш кефир, – ответила она.

Кефир Андрей пил по вечерам.

– Замечательно! – обрадовался он. – Кстати, вам нравится что-нибудь из моей мебели?

Татьяна Ивановна уронила ложку.

– Я продаю квартиру, – заявил Андрей. – Так что если вам что-то нравится, забирайте. Я буду вас рекомендовать новым владельцам.

И тут Татьяна Ивановна неожиданно разревелась.

– Ой! – воскликнула Маша, входя на кухню.

Андрей с Машей изо всех сил утешали домработницу.

Всхлипы и придыхания вскоре перешли в описание трагической картины: зять Татьяны Ивановны болен раком крови, и они всем миром собирают деньги на его лечение.

«Сколько она у меня зарабатывает? – подумал Андрей. – Тысяч двенадцать?»

– Пятьдесят тысяч евро… – задыхалась Татьяна Ивановна.

– И сколько у вас уже есть? – поинтересовалась Маша.

– Пять! – выкрикнула домработница, и слезы опять полились потоком. – Машину продадим – будет десять… В долларах…

– Я дам вам денег, Татьяна Ивановна, – произнес Андрей. – Пятьдесят тысяч евро.

Далее последовали удивление, шок, головокружение, слезы, восторг, благодарности на грани нервного срыва…

А Панов даже не понимал, зачем все улыбаются и только что руки ему не целуют. Ему не нужны деньги. Он приговорен. Он сделал это не от душевной широты, не из прекраснодушного альтруизма.

Маша приготовила блинчики. Андрей выписал чек. Татьяна Ивановна в очередной раз попыталась упасть в обморок, и Андрею пришлось везти ее домой.

В общем и целом он был недоволен. Благотворительность стоила ему большой самоотдачи.

По дороге домой Андрей заехал в банк, перевел на счет владельца дома оставшиеся деньги, позвонил риэлтеру, попросил оформить право собственности и продать квартиру.

– Деньги нужны быстро, – заявил он. – Продавай за ту цену, которую дадут.

Спустя полчаса Панов исподтишка наблюдал за Машей, которая стояла у подъезда.

«Отвратительно!» – думал он.

Вчера Маша была в бежевой рубашке с коротким рукавом, в бежевых капри и в босоножках «прощай, молодость» цвета кофе с молоком. Наряд завершала коричневая сумка оттенка детской неожиданности, который модные издания сгоряча прозвали карамельным, и платок на горле – коричневый в белый горошек.

Он погудел, покричал и все-таки вышел из машины – Маша так и не сообразила, что все это внимание оказывают ей.

– Давай, едем, – Андрей потянул ее за руку.

– Куда?

– По магазинам.

В ЦУМе Маша уперлась, как ослица, и не могла сдвинуться с места. Андрей ходил вокруг нее кругами, убеждал, но она, видимо, впала в ступор и не могла пошевелиться.

– Маша, я пошел! – взорвался Андрей. – А ты оставайся.

И ушел. Она догнала его на улице.

– Я не понимаю… – лепетала она.

– Прости, дорогая, но ты выглядишь, как реклама дома престарелых! – со всей возможной грубостью заявил он. – Тебя надо переодеть и причесать.

– Зачем? – растерялась Маша.

– Затем, чтобы ты была похожа на женщину! – отрезал Панов.

Маша заплакала. Слишком много слез для одного дня.

Но она неожиданно сдалась, и они вернулись в магазин.

Машу влекло к цветастым хламидам и шифоновым кофточкам, но Андрей, поднаторевший в моде, гнал ее от вешалок и не разрешал даже померить. Он точно представлял, как должна выглядеть его подопечная.

– У тебя же прямые волосы? – поинтересовался он.

Маша кивнула.

– Так зачем ты эти кудельки накручиваешь? – возмутился Андрей.

Они купили много черного. Брюки с небольшим галифе на бедрах. Топы с одним рукавом. Легкие пиджаки в военном стиле. Серебряные босоножки с тысячей ремней. Драпированные платья. Малиновые платья. Фисташковые топы. Ярко-синие, сочно-голубые, белые с красными цветами рубашки.

На распродаже зацепили пальто с эполетами.

Страшную Машину торбочку Андрей выкинул сразу после того, как она получила несколько стильных сумок, которые обошлись Андрею в целое состояние.