Стрелки встали на девятнадцать ноль-ноль. Он выжидал, всматриваясь в фигуры на площади. Менты, они хитрые, они ж не будут так просто стоять, глядя на журналистку! Они тоже камуфлируются: может, тот, что по мобиле говорит, или тот, что мороженое трескает, откусывая крупные куски, – смотри, не подавись, братан! Или это те, которые увлечены, казалось бы, бурным выяснением отношений…

Кой черт гадать, они все равно тут! Ну, ничего, братишки, мы тоже не лыком шитые…

Он выждал, пока стрелки не подгребли к девятнадцати ноль-шесть. Он видел, как на него посматривают пацаны и Колян.

Ну, поехали!

Васян поднял руку, вроде как шапку поправил…

…Александра немного нервничала. Ровно в семь никто не появился. Вымогатель опаздывал. Или выжидал?

Десять минут она уже здесь. Она начала замерзать. Шубка у нее теплая, греет хорошо, но сапожки не рассчитаны на стояние на морозе. Они рассчитаны на перемещение на машине или, в крайнем случае, на движение, на ходьбу, а отнюдь не на стояние…

Она постукивала каблучками о землю, то одним, то другим, чувствуя себя абсолютно чужеродным телом в этой озабоченной и энергичной толпе людей, торопившихся на свой автобус, торопившихся что-то купить, торопившихся что-то съесть… Она давно отвыкла от «метросуществования», да еще и с последующей пересадкой на автобус-троллейбус. И сейчас, наблюдая за всем этим озабоченным и одновременно расслабленным людом, она складывала в уме тезисы для будущей статьи, в которой она напрямую свяжет демографические проблемы с проблемой досуга людей, от которого злобно откусывает время транспорт… Все эти жуткие пересадки, отнимающие время от семьи и отдыха…

Господи, о чем она?!

Однако уже пять минут восьмого… А вдруг это просто злая шутка?!

Но деньги… Нет, он придет! За деньгами! Так не шутят, нет…

Стрелка на ее часиках переместилась на шесть минут восьмого. Александра обвела глазами толпу, пытаясь угадать того, кто должен подойти к ней…

И вдруг, словно по команде, площадь перед выходом из метро взорвалась!

Дым, искры, грохот, завывание. Разрывы петард, столбы цветного дыма. На газоне к темному небу взмыл фонтан белого пламени, рассыпая звездочки, которые лопались с жутким треском. Салют.

Салют?!

Визг женщин, крики мужчин. Толпу словно метнуло какой-то силой, и люди побежали прочь с площади, причем едва ли не все в сторону Александры. По крайней мере, так ей показалось. Но она не побежала, она осталась на месте: назначенная ей встреча была куда важнее, чем все эти грохот и вспышки!

Люди, ошалев, неслись мимо компактным плотным стадом, налетали на нее, толкали… Александру закрутил человеческий поток, подхватил, понес – и отчего вырвалась из ее руки сумка: выдернул ли ее кто-то, или она просто застряла в массе темных, сплоченных паникой тел, – она потом сказать не могла…

…Колян, как только пацаны запустили салют на газоне и взорвали петарды с дымовыми шашками, опустил на землю и свой причиндал. Наклонился, зажег и резво отъехал, как велел Васян.

Радиус действия у него небольшой, и особого вреда «причиндал» причинить не может, так сказал Васян.

Но ему требовалось отъехать не только из соображений собственной безопасности, ему требовалось как можно быстрее исчезнуть с «поля боя», так велел Васян.

Потому что инвалид на коляске – лицо заметное, сказал Васян.

И Петрович резво порулил под шум и панику назад, за выход из метро, потом направо во дворы, а там налево, налево и прямо, и вырулил на улицу Беломорскую, на которой его поджидало такси-фургон. Да-да, именно такси, а не проверенный годами Гоша! Потому как Гоша мог что-то заподозрить – выйдет, что привозил он Николая Петровича как раз в часы «салюта», а о нем он узнает, потому что происшествие обязательно покажут в новостях, так сказал Васян.

К тому же уезжать инвалид должен был совсем с другой улицы, а не с той, на которую привез его Гоша… В общем, Гоше это покажется подозрительным, так сказал Васян…

Николай Петрович все рулил на своем кресле и все опасался, что его сейчас кто-нибудь прихватит за шкирку, как нашкодившего пацана…

Но никто его не прихватил.

Васькин расчет оказался точным: паника сметала все и всех, и менты, если там и есть (а Васян говорил, что обязательно есть!), – они тоже растерялись. И ничего не поняли, не увидели!

Благополучно прибыв домой, он принялся поджидать возвращения Васяна с огромным нетерпением. Они возвращались домой поодиночке – «врассыпку», как сказал Васян. И теперь Колян ждал друга. С деньгами.

С деньгами!

Машинка, пусть и подержанная… Колян сможет передвигаться на ней по городу сам. Сам!

Держа вновь баранку в руках…

…Ну их и провели… Провели, как лохов последних! Поимели, проще говоря!

Серега буйствовал и матерился.

Но кто же мог предположить, что вымогатель окажется таким хитрым? Он, который даже не владел компьютером и наклеил на листок буковки, вырезанные из прессы?!

Кусать локти? Или что кусать? Скажите, граждане, что теперь кусать, мать вашу?!

Серега пребывал в крайней степени досады. И обиды. Что б его так провел какой-то полуграмотный ловкач?!

Алексей молчал. Просто молчал. Ни слова не сказал, даже не выругался. Саша ушла в машину и сидела там с закрытыми глазами, прижав к себе медвежат – белого Лизоньки и коричневого Кирюши…

– Кис, ты не расстраивайся… Мы просмотрим все записи… мы его вычислим, Кис, слышишь?!

Серега дергал его за плечо. Друг Серега. Пытается поддержать Алексея. Наверное, чувствует себя виноватым, что не смог предвидеть столь неожиданный поворот дела… Но и Алексей не смог его угадать. И никто бы не смог! Серега зря мается.

– Нормально, Серега. Будем работать с записями. Нормально.

Ничего не было нормально! И они оба это знали.

Только какой смысл об этом говорить…

…Васян наконец появился. С лицом мрачнее тучи.

– Они, сволочи, бумаги нам в сумку напихали…

Машинка-а-а!!! А как же она, машинка его?

Колян чуть не заплакал. Как же так – а его доля, пятнадцать тысяч, – его протезы, как настоящие ноги, и его машинка… Васян же хвастался, что все продумал, все предусмотрел… И как же так теперь, как же так вышло, что…

– Менты, суки, – сказал Васян.

Колян молчал, борясь с тяжелым разочарованием.

– Суки, – продолжил Васян, – жмоты!

Он тоже был расстроен отсутствием в сумке денег, но едва ли не больше тем, что так пал в глазах друга. Он теперь не был умным, предусмотрительным и главным. Он все неправильно просчитал – вернее, он рассчитал правильно весь «театр боевых действий», только все это напрасно.