– Потрясающе! – воскликнул Крис. – Нет, правда! Вы показали ему могилу в лесу? Я не следил за вами из окна – это было бы невежливо.

Том улыбнулся.

– Нет.

– Я уже хотел было сообщить ему об этом, но побоялся выставить себя дураком, навязывая полиции ложные улики, – сказал Крис, рассмеявшись. Даже зубы у него были такие же, как у Дикки, – тесно посаженные, с острыми верхними клыками. – Представляю, если бы инспектор принялся раскапывать ее! – Он опять залился смехом.

Том усмехнулся тоже.

– Да уж. Если учесть, что я высадил его в Орли, то искать его здесь было бы странно.

– Но кто же убил его?

– Я не думаю, что он мертв, – ответил Том.

– Тогда, значит, его похитили?

– Не знаю. Может быть, вместе с картиной. Трудно сказать. А где Бернард?

– Он ушел в свою комнату.

Том тоже поднялся на второй этаж. Дверь Бернарда была закрыта. Постучав, Том услышал в ответ неразборчивое бормотание.

Бернард сидел на краю постели, стиснув руки. У него был вид сломленного и обессилевшего человека.

– Все прошло хорошо, Бернард. – Том постарался произнести это как можно бодрее, насколько это было уместно в данных обстоятельствах. – Tout va bien[46].

– Это провал, – сказал Бернард с несчастным выражением в глазах.

– О чем ты? Ты был просто великолепен.

– Это провал. Потому-то он и задавал все эти вопросы о Дерватте. О том, как его найти в Мексике. Провал для Дерватта и для меня.

Более отвратительного застолья Том не помнил – с ним мог сравниться разве что обед с родителями Элоизы, после того как она сообщила им, что они с Томом поженились. Но на этот раз все хотя бы длилось не так долго. Бернард пребывал в беспросветном унынии, подобно актеру, который уверен, что провалился на сцене, и не воспринимает никаких слов утешения. К тому же, как человек, выложившийся до предела, Бернард испытывал полный упадок сил, – Тому это было знакомо.

– А знаете, – сказал Крис, прихлебывая молоко, которое он пил вперемешку с вином, – прошлой ночью я видел, как какой-то автомобиль выезжал задом по этой дороге из леса. Где-то около часа ночи. Может быть, это ничего и не значит, но фары у него были притушены, будто водитель не хотел, чтобы его заметили.

– Какая-нибудь парочка, наверно, – отозвался Том. Он боялся, что Бернард бурно отреагирует на это, – от него всего можно было ожидать, – но Бернард, казалось, даже не слышал слов Криса. Извинившись, он поднялся и покинул их.

– Черт, просто смотреть невозможно, как он расстроен, – сказал Крис, когда Бернард уже не мог его услышать. – Ну, мне пора двигать. Надеюсь, я не доставил вам слишком много хлопот.

Том хотел уточнить расписание поездов, но у Криса родилась свежая идея. Он решил добраться до Парижа “автостопом”, и отговорить его было невозможно. Он был убежден, что это будет захватывающее приключение. Спустившись с чемоданами в руках, Крис зашел на кухню попрощаться с мадам Аннет.

Они направились к гаражу.

– Пожалуйста, передайте от меня Бернарду наилучшие пожелания, ладно? – попросил Крис. – Его дверь была закрыта, и я подумал, что он не хочет, чтобы его беспокоили, но мне было бы неприятно, если бы он счел меня неотесанным чурбаном.

Том заверил его, что объяснит это Бернарду, и вывел “альфа-ромео”.

– Вы можете высадить меня в любом месте, – сказал Крис.

Том решил, что лучшим местом будет парижское шоссе возле Монумента в Фонтенбло. Криса вряд ли можно было принять за кого-либо иного, кроме молодого американца на каникулах, не бедного и не богатого, и Том был уверен, что ему не придется долго ждать попутной машины до Парижа.

– Я позвоню вам через пару дней, ладно? – спросил Крис. – Мне очень интересно, что будет дальше. В газетах я тоже буду читать об этом, конечно.

– Давай лучше, я тебе позвоню. Отель “Луизиана”, улица Сены?

– Да. Вы просто не можете себе представить, как это было здорово – побывать в настоящем французском доме.

Как раз это Том представлял себе очень хорошо – по собственному опыту. На обратном пути он вел машину быстрее обычного. Он испытывал сильное беспокойство, хотя и не понимал, чем оно вызвано. Он уже давно ничего не слышал от Джеффа с Эдом, но созваниваться с ними сейчас было бы неосторожно. Том подумал, что лучше всего было бы, если бы Бернард остался на какое-то время у него. Это, конечно, сопряжено с определенными трудностями. Но в Лондоне Бернард опять столкнется с выставкой Дерватта, плакатами на улицах, а также Джеффом и Эдом, которые сейчас, вероятно, и сами порядком взвинчены. Поставив машину в гараж, Том прошел прямо к комнате Бернарда и постучал.

Никакого ответа.

Том открыл дверь. Постель была застлана точно так же, как и утром, на покрывале даже осталось небольшое углубление в том месте, где присаживался Бернард во время разговора с ним. Но вещи Бернарда исчезли – рюкзак, невыглаженный костюм, который Том повесил в шкафчик. Нигде никакой записки. Том заглянул в свою комнату. Там Бернарда тоже не было, только мадам Клюзо орудовала пылесосом. Том сказал ей:

– Bonjour, madame.

Том спустился на первый этаж.

– Мадам Аннет!

Она была в своей комнате. Том постучал и, услышав ее голос, открыл дверь. Мадам отдыхала на постели под лиловым вязаным покрывалом, читая “Мари-Клер”.

– Не беспокойтесь, мадам. Я только хотел спросить, где мсье Бернард.

– А разве он не в своей комнате? Может быть, вышел на прогулку?

Том решил не говорить ей, что Бернард, похоже, убыл в неизвестном направлении, с вещами.

– Он ничего не сказал вам?

– Нет, мсье.

– Ну и ладно. – Том выдавил из себя улыбку. – Не будем забивать себе этим голову. Мне никто не звонил?

– Нет, мсье. А сколько человек будет сегодня на обеде?

– Я думаю, мы вдвоем с Бернардом. Спасибо, мадам Аннет. – Не исключено, что Бернард еще вернется. Он вышел и прикрыл за собой дверь.

“О господи! – подумал Том. – Почитать, что ли, Гёте для успокоения? “Der Abschied”[47]или что-нибудь вроде этого. Немного немецкой основательности не помешает”. Свойственная Гёте уверенность в собственном превосходстве и, возможно, его гений – вот что ему сейчас было нужно. Том взял с полки томик стихов Гёте. То ли Провидение, то ли бессознательное водило его рукой, но раскрылась книжка прямо на “Der Abschied”. Том знал стихотворение почти наизусть, но никогда не решился бы читать его кому-нибудь вслух, зная, что его произношение далеко не безупречно. Но сейчас первые строки лишь усугубили его плохое настроение: