А у Заремы лицо сейчас было тихое и удивительно спокойное – лицо глубоко задумавшегося человека. Только слезы лились непрерывно, она не могла их удержать, как ни старалась. Она их вытирала и вытирала маленьким платочком, до того намокшим, что его впору было выжимать. В какую-то минуту она подняла голову и увидела Демина.

– Товарищ командир, – спросила она потрясенно, – это вы?

Демин посмотрел на нее удивленно, потом перевел взгляд на широкую дорогу, ведущую за пределы кладбища, по этой дороге только что прошел штурмовой полк – прошел и скрылся, оставив на кладбище на вечное поселение сержанта Пчелинцева.

– Простите, Зара, – сказал он глухо, – быть может, кто-то думает, что я виноват в ею гибели? Но я так крутил машину, когда нас атаковали «мессеры», так хотел вывести хвост из-под огня!..

Глаза у Заремы вдруг вспыхнули, розоватый румянец расцвел на бледном, еще не просохшем от слез лице.

Она сделала протестующее движение.

– Что вы, товарищ командир! Да кто так может подумать о вас!

Он ответил ей благодарным взглядом. Ему было очень важно именно от нее услышать эти слова.

– Эх, Ленька, Лепька, боевой друг…

Она хотела что-то сказать, но снова расплакалась и, не разбирая дороги, пошла от могилы в лес, совсем в противоположную от выхода сторону. Демин подумал, что сейчас надо оставить ее одну, и медленно побрел по лесу, подернутому невеселыми красками заката, к аэродрому.

Демин полагал, что после похорон Пчелинцева тоска и горе придавят однополчан, и удивился, что этого не случилось. Наутро в столовой у летчиков было так же оживленно, как и всегда, по аэродрому с обычной озабоченностью сновали занятые текущими делами летчики, техники, мотористы, на полковом КП начштаба планировал вылет на разведку погоды, и даже командир эскадрильи Чичико Белашвили, похлопав Демина по плечу, сказал, как тому показалось, совершенно равнодушно:

– Ну что же, старшой, вот погодка наладится, и мы снова эскадрильей за Вислу сходим. А нового воздушного стрелка я тебе найду. Не горюй, генацвале, опытного дам.

Демин вздохнул: «Вот что такое знать человека близко или на расстоянии. Если бы тебе было известно, Чичико, каким парнем был мой Ленька, разве бы ты смел говорить о нем, как самый паршивый бюрократ. Вот она, жестокая правда человеческого бытия. А впрочем, может быть, я и не прав, потому что нет на войне времени для траура».

Но вскоре и сам Демин поймал себя на том, что, занятый заботами о ремонте «тринадцатой», почти совсем перестал думать о Пчелинцеве. Как-то вечером, порядком усталый, он вышел в лес подышать свежим осенним воздухом. Узкая, заросшая травой дорога, виляя меж желтых сосновых стволов, увела его в самую чащу, где кусты и деревья смыкались в сплошную стену. Он уже собирался вернуться назад, но услышал за ближними кустами шорох и треск кем-то придавленной сухой ветки. Сделав несколько шагов в этом направлении, летчик в удивлении замер. Метрах в пяти от себя он увидел насыпь заброшенной землянки. Рядом, у маленького распадка, рос многолетний ветвистый дуб, и у его широкого корня на коленях стояла Зарема и ворошила зеленый влажный мох.

– Зара, что вы здесь делаете? – окликнул он девушку.

Она быстро оглянулась и виновато посмотрела на него. Она тоже опешила от неожиданности.

– Товарищ командир! Уй, как вы меня напугали. Грибы я тут искала.

– Грибы, – рассмеялся Демин, – да они давно погнили от таких дождей. Эх вы, чудачка! Сразу видно – горянка. Зачем так далеко ушли от аэродрома? Лес-то незнакомый. Тут и мины могут быть, да и бандеровцы по прифронтовым лесам шарят. Пойдемте назад.

Он нерешительно подошел к Магомедовой, робко прикоснулся к ее руке. Узкие плечи девушки с нашитыми на гимнастерку погончиками нервно вздрогнули. Она покорно встала. По лицу ее летучим румянцем промчалось волнение.

– Идемте же, Зара! – окликнул ее Демин даже несколько сердито.

Она выпрямилась, худая, стройная, сильная. Демину вдруг показалось, что от предзакатного солнца в лесу сделалось ярко-ярко. «Она, кажется, выше меня или вровень», – почему-то подумал Демин, сам удивляясь нелепости пришедшей на ум мысли. Близко от себя он увидел продолговатый разрез глаз, щеки в веснушках, с еще не просохшими на них слезами, смятые волосы, упавшие из-под пилотки на чистый лоб. Она вдруг стала ниже, и он не сразу понял отчего. Он только ощутил прикосновение, от которого сладко заныло сердце. Это голова Заремы упала на его плечо. Длинная коса вызывающе хлестнула его по руке. Демину показалось, что девушка поскользнулась и, теряя равновесие, стала падать. Демин хотел ее поддержать.

– Товарищ старший лейтенант… товарищ командир, да как же все это?

Демин подумал, что она вспомнила о Пчелинцеве.

– Не надо, Зарема, успокойтесь, – оказал он совершенно растерянно. – Мы теперь ничем не в силах помочь нашему Лене. Сегодня он, завтра, быть может, я.

Но идти-то до Берлина во имя всего святого, чему мы клялись, надо!

– Нет! – внезапно выкрикнула она. – Нет! Я не хочу, чтобы это когда-нибудь случилось с вами. Слышите, не хочу! Не хочу!

И тогда он начал, кажется, что-то понимать.

– Да как же это так… как же, Зарема? Это правда, Зарема! А я все время думал, что ты его…

Не опуская глаз, девушка горько покачала головой.

– Ты плохой психолог, Коля. Ты обладаешь прекрасной наблюдательностью лишь в воздухе, а на земле ты начисто ее лишен.

Демин смотрел на топкие рыжие верхушки сосен, на их кроны, облитые негреющим осенним солнцем. Но видел только лицо Заремы.

– Прости меня, – сказал он сбивчиво.

– За что?

Демин притянул ее к себе, нашел холодные губы. Он никогда не думал, что это случится так просто.

– Только как же мы будем? – спросил он шепотом, в каком-то отчаянии от того, что не может победить сладкой расслабленности. – Фронт, боевая работа – и вдруг это?..

– А разве про «это» надо докладывать? – стыдливо отводя глаза, горько усмехнулась Зарема. – Мне кажется, такой статьи ни в одном уставе нет. – Она вдруг почувствовала, что отрывается от земли, и, запрокинув голову, вгляделась в чистое, яркое от синевы, но уже темнеющее небо. – Глупый, куда ты меня несешь? Тебе тяжело?

– Нет, что ты! – взволнованно ответил ей Демин. – Ты совсем не тяжелая. И я готов нести тебя долго-долго… Понимаешь?

– Понимаю, – ответила Зарема. – Только все-таки не устань, сделай передышку, Коля. Жизнь, она длинная-длинная.

Демин опустил ее на пригорке, у толстого корня многолетней сосны.

– Наклонись, – тихо позвала его Зарема. И когда он повиновался, властно притянула его к себе.