Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В христианстве разработано было представление, согласно которому сын человеческий стал сыном Божьим – и самим Богом. Имеется в виду не тот или иной человек, а Человек вообще. Римская церковь называлась католической как раз из-за своей наднациональности, универсальности. Классическое греческое и римское мышление – независимо от иудео-христианской мысли – пришло к пониманию Единого Человека и естественного закона, уходящего корнями скорее в права человека, чем необходимость нации или государства. Антигона пожертвовала жизнью, защищая всеобщий человеческий (естественный) закон от поползновений государственного закона. Зенон предвидел всеобщее содружество. Эпохи Возрождения и Просвещения обогатили греческую и иудео-христианскую традиции и развили их, причем скорее в гуманистическом направлении, нежели в теологическом. Кант сконструировал моральный принцип, верный для всех людей, и подчеркнул возможность вечного мира. 27 сентября 1788 года Шиллер писал: «Государство – всего лишь продукт человеческих сил, работа наших мыслей, тогда как человек – это сила самого источника и творец мышления». В драме «Дон Карлос» маркиз де Поза говорит как представитель всего человечества, ибо
«…за человечество, за мир,
За счастье всех грядущих поколений
То сердце билось»[88].
Наиболее полное и глубокое выражение гуманизма проявляется в мысли Гёте. В словах его Ифигении звучит голос человечности, как и у классической Антигоны. Когда король варваров спрашивает ее:
«Ты мнишь, суровый
И дикий скиф услышит голос правды
И человечности, Атреем, греком,
Отвергнутый?» —
она отвечает:
«Его услышит всякий,
Под чьим бы небом ни родился он,
В ком бьет источник жизни и любви
Незамутненный!»[89]
В 1790 году Гёте писал: «В то время, когда каждый воздвигает себе новое отечество, для человека, не обремененного предрассудками и способного возвыситься над своим временем, отечество везде – и нигде».
Но несмотря на идеи, которых придерживались величайшие представители западной культуры, история пошла другим путем. Национализм уничтожил гуманизм. Нация и ее суверенитет стали новыми идолами, одержавшими верх над индивидом.
Между тем, однако, мир изменился. Революция колониальных народов, воздушное сообщение, радио и др. сократили земной шар до размеров одного континента или, точнее, до размеров государства в том виде, как они существовали лет сто назад. Впрочем, нарождающийся Единый Мир не потому един, что различные его части связаны дружескими или братскими узами, а скорее потому, что ракеты способны принести смерть и разрушение почти в любую часть мира в считанные часы. Таким образом, Единый Мир един скорее как единое потенциальное поле битвы, чем как новая система всемирного гражданства. Мы живем в Едином Мире, но своими мыслями и чувствами современный человек все еще остается в рамках национальных государств. В первую очередь он еще привержен суверенным государствам, а не человечеству в целом. Такой анахронизм может привести к катастрофе. Это напоминает ситуацию с религиозными войнами, имевшими место до тех пор, пока религиозная терпимость и сосуществование не стали принципами европейской жизни.
Чтобы не подвергнуться саморазрушению, Единый Мир нуждается в новом человеке – человеке, преодолевающем узкие рамки национального государства и признающем любое человеческое существо соседом, а не варваром; человека, для которого его дом – весь мир.
Почему же так труден этот шаг? Жизнь человека начинается в утробе матери. Даже после рождения он остается частью матери, подобно тому как первобытный человек был частью природы. Все больше осознает он свою обособленность от других людей, сохраняя тем не менее глубокую привязанность к надежному и безопасному прошлому. Он боится полностью порвать с прошлым и стать самостоятельным индивидом. Мать, племя, семья – все они так «привычны». Чужак, не связанный с нами ни узами крови, ни обычаями, ни пищей, ни языком, вызывает подозрение: не опасен ли он?
Эта установка на «чужака» неотделима от отношения к самому себе. Пока любого из своих ближних я воспринимаю как существенно отличного от меня, пока он остается чужаком, я тоже остаюсь чуждым самому себе. Когда я переживаю себя как целостность, я признаю, что я такой же, как любое другое человеческое существо, что я ребенок, грешник, святой, что я и надеюсь, и отчаиваюсь, что я могу испытывать и радость, и грусть. Я обнаруживаю, что люди различаются только идеями, обычаями, внешностью, а в сущности человек остается тем же самым. Я обнаруживаю себя в любом другом, и, открывая ближнего, я открываю самого себя, и наоборот. В этом переживании я открываю, что такое человечность и что такое Единый Человек.
До сих пор Единый Человек мог считаться роскошью, пока Единый Мир еще не сформировался. Теперь Единый Человек должен появиться, иначе Единому Миру не суждено жить. Этот шаг исторически сопоставим с великой революцией, состоявшей в переходе от поклонения многим богам к Единому Богу или Единому He-Богу. Для этого шага характерна была мысль о том, что человек должен перестать служить идолам, будь то природе или делу рук своих. Пока человек не достиг этой цели. Он лишь менял имена своим идолам, но продолжал служить им. Однако человек изменился. Он добился некоторого прогресса в понимании самого себя и огромного прогресса в понимании природы. Он усовершенствовал разум и приблизился к тому, чтобы стать воплощением человечности. В ходе этого процесса, однако, он развил настолько разрушительные силы, что в состоянии уничтожить цивилизацию до того, как будет сделан решающий шаг к созиданию нового человечества.
Конечно, мы располагаем богатым наследием, которое ждет своего претворения в жизнь. Но в отличие от представителей XVIII и XIX вв., обладавших несокрушимой верой в будущий прогресс, мы отчетливо видим, что вместо прогресса способны породить варварство или даже полностью разрушить себя. Альтернатива – социализм или варварство – стала сегодня устрашающе реальной, поскольку силы, порождающие варварство, выглядят более могущественными, чем те, что работают против него. Но спасет мир от варварства не «социализм» управленческого тоталитаризма, а возрождение гуманизма, становление нового западного мира, использующего свою техническую мощь во имя человека вместо того, чтобы использовать человека ради вещей; нового общества, в котором принципы развертывания человеческого содержания направляют экономику, а не слепые, неуправляемые