Юнис до предела была измотана подготовкой к Рождеству. Она не была уверена, что сможет выдержать такое сильное напряжение до новогодних торжеств. Репетиции ее третьей кантаты шли неплохо, но без обычных перебранок между исполнителями не обходилось. По мере приближения праздника напряжение нарастало.

Юнис постоянно приходилось напоминать некоторым участникам, что создание костюмов — это тяжелый труд. Она призывала их быть терпеливыми и снисходительными к двум достойным авторам рождественских костюмов. Просила быть благодарными и перестать жаловаться на неудобства. Их выступление не должно быть похоже на бродвейские мюзиклы. Все пришедшие на торжество должны будут понять истинное значение Рождества — дня, когда родился Сын Божий, Иисус Христос. Однако три участницы на протяжении всех репетиций ворчали и выражали свое недовольство костюмами ангелов. Но то, что они предлагали, скорее подошло бы для карнавального шествия.

К счастью, репетиция закончилась. У Юнис раскалывалась голова, ломило все тело. Как только последний участник покинул помещение, Юнис погасила свет, закрыла репетиционный зал и вошла в алтарную часть церкви. Она упала на колени и начала молиться. Но ее обращение к Богу было мало похоже на молитву. Неужели она обратилась к Господу, чтобы жаловаться на тех, кто постоянно ворчит?

О, мой Бог! Раньше я так любила Рождество. Когда я была маленькой, мы с друзьями пели рождественские гимны с искренней радостью. Никого не волновало, что наши платья были куплены в дешевых магазинах. Нас слушали с восторгом. Однажды меня даже пригласили в дом, чтобы угостить горячим какао и домашним печеньем.

Юнис тихонько запела: «Послушайте, ангелы песню поют и славят рожденного Христа…»

Она пропела гимн, который через два дня будет петь хор, если, конечно, три участницы не покинут его. Им не нравится, как сидят их костюмы, их не устраивает размер крыльев и количество блесток на них! «Мы хотим быть неотразимыми!» Неужели они не понимают, что рождественские гимны не об их красоте и не о том, как они смотрятся на сцене! Они будут петь о величии Бога и Его любви к людям. А получается, что участниц хора беспокоит все что угодно, но только не простота и красота праздника Рождества Христова. Вместо представления, свидетельстующего об их любви к Богу, может получиться голливудская штамповка.

Прости меня, Господи, пожалуйста. Ты знаешь, как велико мое желание прославить Тебя, но, видимо, у меня это не выйдет. Я хочу любить этих женщин. Хочу их любить, как Ты любишь меня. Помоги мне.

Она еще какое‑то время провела в молитвах, потом прошла в кабинет пастора и позвонила домой. Возможно, Пол захочет помочь Тимми принять ванну.

— Где ты находишься? — Его голос прозвучал недовольно.

— Я еще в церкви. У меня была…

— Уже слишком поздно. Нужно купать Тимми.

— Я надеялась, ты это сделаешь. Ванну наполнить нетрудно. — Она попробовала свести все к шутке.

— У меня нет времени, чтобы играть с ним… или с тобой. У меня много работы.

Она хотела объяснить ему, что переутомилась во время репетиции, преодолевая упрямство трех непокорных участниц, которые были непозволительно грубы с ней. Ей необходимо восстановить силы в молитве и беседе с Богом.

— Пол, разве мне нельзя побыть здесь еще немного?

Но он уже повесил трубку.

Уязвленная и рассерженная, она вышла из церкви, закрыла дверь и направилась домой. Дома царила тишина. Пол сидел в кресле, а вокруг него были разложены книги и документы.

— Где Тимми?

— Отправил его в кровать.

—Ты же сказал, что ему нужно принять ванну.

— Я ему сказал, что утром ты приготовишь ему ванну.

— Но утром он идет в школу.

— Пусть встанет раньше, примет ванну, а потом ты отведешь его в школу. — По его глазам было видно, что он раздражен.

Она отложила папку для нот в сторону и спросила:

— Что случилось?

— Ты слишком его балуешь.

Его голос прозвучал довольно громко, и Тимми мог услышать. Неужели Пол не понимает, как он жесток и как его слова оскорбительны?

— Пол!

Он захлопнул книгу.

— Юнис! Парню восемь лет, а с ним нянчатся как с младенцем. Он хочет смотреть видео. Он хочет послушать сказку. Он хочет мыться. Он хочет, хочет, хочет…

— Он хочет, чтобы у него был отец.

— Не говори глупости! Я и так провожу с ним время.

— Пяти минут недостаточно, Пол. И тебе это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было.

Юнис заметила, как Пол резко изменился в лице. Она намекнула на его собственного отца, а эти намеки были для Пола как красная тряпка для быка.

— Я помогаю Тиму с уроками.

Только он забыл, что вчера прозанимался с сыном буквально пять минут, а потом отправил его к ней на кухню.

— В субботу играл с ним в бейсбол.

Да, но только десять минут, пока не прозвучал сигнал пейджера.

— Я брал его с собой в «Закусочную Чарли».

Но через час отправил его домой, потому что получил неожиданное приглашение от Джеральда Боэма сыграть в гольф в местном клубе.

— Ему будет мало, даже если я буду проводить с ним целые дни напролет. Мне никак не удается вбить ему в голову, что у меня есть обязанности.

— Не надо кричать.

Каждое слово больно ранило ее сердце. И Тимми может услышать через тонкую стенку все, что говорит про него отец. Она смотрела, как муж собирает свои бумаги.

— Ты куда?

— В свой кабинет. Туда, где я смогу поработать спокойно. Он нервно запихнул документы в свой портфель.

— Но сейчас половина десятого, Пол.

Он прошел в прихожую, где висело его пальто.

— Кто‑то из нас должен работать, чтобы кормить семью, — бросил он, надевая пальто.

Юнис сжала кулаки, когда Пол вышел на улицу, и тихо закрыла за ним дверь, все еще надеясь, что он одумается и вернется. Но он не вернулся. Тогда она зажгла ночник.

Войдя в комнату Тимми, она услышала, как он всхлипывает. Не зажигая свет, Юнис села к нему на край кровати.

— Папа любит тебя, Тимми.

— Нет, не любит.

— Очень любит. Просто у него много работы.

Везде надо успеть. Церковь нуждается в нем. У него есть приоритеты. К сожалению, Тимми в этом списке не на первом месте. И она тоже. На первом плане переговоры со старейшинами, встречи с диаконами, беседы с прихожанами.

— Сейчас ему очень тяжело, потому что…