Исполненный жалости к самому себе, я потворствовал собственным слабостям, и в результате разгульного обжорства и пьяных оргий растолстел до неузнаваемости. Я страдал от ожирения не только физически — невыносимо было видеть себя в зеркале.

Таким образом, я приумножил свои сложности и страдания. Мои деяния ничего не решили, разве что породили новые неприятности.

* * *

Несколько месяцев прошло в вялом безделье. Из осторожности я лишь изредка покидал свои покои, да и то ненадолго. Я не издал новых законов, не делал заявлений. Вернувшись к былым привычкам, я стал воздержан в еде, как отшельник, но с ужасом обнаружил, что мои жировые отложения настолько окрепли, что не желают таять.

Со стороны иностранных держав нам угрожала опасность, и я решил пустить монастырские средства на строительство укреплений по всему южному побережью, от Сандауна на востоке до Пенденниса на западе. Для этого я пригласил из Богемии инженера Стефана фон Гашенперга, обязав его возвести крепости по новым законам фортификации, дабы выгодно использовать преимущества артиллерии. Это могло разочаровать тех, кто надеялся, что деньги монахов пойдут на новые богадельни, колледжи и школы. Я и сам расстроился. Однако разве можно думать о просветительских и благотворительных учреждениях, когда в страну готовы вторгнуться завоеватели? Я решил остановить растущее влияние протестантизма, отменив «Десять статей». Их заменит консервативный акт, устанавливающий исконные основы веры.

Парламент должным образом принял закон с новыми «Шестью статьями». Он утверждал в подданных веру в пресуществление Святых Даров во время мессы, уточняя, что можно причаститься одним лишь вкушением хлеба, разрешал проводить личные богослужения, говорил о необходимости исповеди, о безбрачии духовенства и сохранении монашеских обетов. Сожжение грозило тому, кто отвергал первую статью, и смертная казнь — за двойное нарушение любой из пяти других. Сознавая, что исполнение нового акта может встретить крайнее сопротивление, я обязал полномочные власти внедрять его со всей строгостью. Благодаря чему в народе этот закон получил саркастическое прозвище «Кнут о шести ремнях».

Несмотря на отсутствие интереса с моей стороны, Кромвель с неизменным упорством подыскивал мне на Континенте невесту. Я не мешал ему, зная, что эти поиски развлекают его, мне хотелось порадовать Крама. В прошлом году нашлось несколько сомнительных кандидаток в Дании (я уже упоминал об острой на язык герцогине Кристине); во Франции (там тосковали три дочери герцога де Гиза — Мария, Луиза и Рене; две кузины Франциска — Мария де Вандом и Анна Лотарингская; а кроме того, его родная сестра) и в Португалии (инфанта).

Все они казались одинаково неинтересными — по крайней мере, для меня, — хотя всерьез озабоченный Кромвель наверняка считал их подходящими невестами. Старательность Кромвеля обеспечила Гансу Гольбейну постоянные заказы. Он путешествовал по дворам европейских монархов, делал портреты, но… Я имел скорее отвращение к новому браку, чем желание вступить в него. Увы, приходится признать, что я утратил привлекательность в глазах женщин.

Сам факт того, что меня посещали и тревожили подобные мысли, свидетельствовал о начале перемен, о некотором внутреннем оживлении…

Между тем я маниакально заботился о здоровье маленького Эдуарда. Дабы он не подхватил какую-нибудь заразу при дворе, я отправил его в Хаверинг — чистый пригородный манор. О принце заботился строго ограниченный штат верных слуг, а его игрушки, одежду вкупе с комнатными драпировками и столовой посудой ежедневно чистили, мыли и проветривали. Я вел уединенную жизнь и редко видел сына, но меня вполне успокаивало сознание того, что он благополучно подрастает в безопасном месте. Мне рассказывали, что ему достались лучистые глаза его матери. Да, глаза моей Джейн сияли, как индийские сапфиры. Моя Джейн…

* * *

Облицованные гранитом крепости вырастали на побережье, словно грибы после дождя, причем весьма своевременно. Враждебные выпады Франциска и Карла день ото дня усиливались, да и Папа не оставлял их в покое, подгоняя, словно охотник своих гончих.

Ранней весной 1539 года я выехал в Сандгейт, что в окрестностях Дувра, чтобы проверить состояние новых фортификаций. Несмотря на сырость, морской воздух оказал на меня живительное воздействие, и я впервые за последние полтора года почувствовал радостное возбуждение, увидев вокруг мощной трехсторонней крепости наполовину отстроенные полукруглые бастионы из кентского песчаника. Зубцы на их стенах придавали им сходство с гигантскими колесами. Новая конструкция была лишена выступающих углов, ведь известно, что они наиболее уязвимы для пушечных снарядов.

Такая твердыня произведет достойное впечатление на Франциска и Карла. Им никогда не удастся прорваться в мои владения, пока я буду жив. Мы возведем множество оборонительных сооружений, даже если это разорит меня и всю Англию. Все деньги до последнего фартинга будут потрачены на защиту королевства от врагов.

* * *

Кромвель бродил по парапетам. Походка у него была медвежья. В отличие от фигуры — в последнее время он еще больше отощал (а вот Уолси, напротив, с годами превратился в шар). На фоне пасмурного неба Крам казался черным столпом. Заметив, что я смотрю на него, он взмахнул рукой.

Правда, меня волновал не Кромвель, а французы. У самой дальней, едва не ныряющей в море части крепостной стены, где вскоре выстроятся грозные пушки, я глянул на холодный, плещущий внизу Канал. Его прирученные волны почтительно целовали английский берег. За водной преградой лежала Франция, ее можно было различить в ясные погожие дни.

Приглушенный плеск волн успокоил мои страхи. Он словно завораживал меня, убеждая: «Все будет хорошо, хорошо, хорошо». Коварные воды. Воды, испорченные коварством французов.

Развернувшись, я посмотрел в другую сторону. Округлые фортификации приглушенно-серого оттенка почти сливались с зеленовато-серыми травами холмистого берега. У войны было немало общего со слоном: оба они серые, изрытые морщинами и громоздкие. И дорогостоящие в плане прокорма и содержания.

Кромвель исчез из вида. Он спустился с бастионов и наверняка занялся обследованием внутренних арсенальных помещений. Там же разместятся защитники крепости. Крам обязательно обнаружит недоделки, если они есть, и добьется требуемой надежности.

Я вновь обратил взор на расстилавшееся передо мной холодное серо-зеленое море. Я ни о чем не думал — слишком устал от мыслей. Они давно уже были безрадостными… За спиной раздался голос:

— Ваше величество.

— Ах, Крам, — вымолвил я.

— Арсеналы просто великолепны! — доложил он. — Даже не замечаешь, что попал под землю. Побеленные стены и строгие конструкции выглядят изысканно и внушают чувство уверенности. А как просторно! Отказ от тесных клетушек в пользу больших залов не только имеет практическую выгоду, но избавляет от противных сравнений с тюремной камерой. Ваш фон Гашенперг поистине гениален!

Незнакомый с военной тактикой Крам понимал, однако, нужды простых солдат — возможно, потому, что сам по молодости служил наемником в Италии, — и его замечания показались мне весьма ценными.